Маргарита Гришаева - Работа под прикрытием
Именно эти шуточки привели меня в чувство, включив рассудок. Паника сейчас ни к чему. В конце концов, если бы Бриар меня здесь искал, то уже нашел бы, спасибо отцу. Следовательно, он пока не в курсе, где я. Скорее всего, он настолько занят, что вряд ли будет проверять мое местоположение, если кто-то не наведет его на такую мысль. А вот это уже другой вопрос!
Взяв себя в руки, я подняла на Бриара-старшего уже более осмысленный и серьезный взгляд, чем, кажется, заслужила одобрение.
— Вы, наверное, знаете, что у вашего сына сегодня не самый простой вечер, к чему его беспокоить? Давайте вы не будете ему рассказывать, что видели меня, а я тихо-мирно пройду в комнату для артистов и просижу там под охраной до конца вечера? — Мне нечего ему предложить за молчание, но других вариантов нет. — Кстати, как вы меня нашли? — внезапно забеспокоилась я, не поспешила ли с выводами. Вдруг эти люди не имеют никакого отношения к магистру?
— Чтобы я не почувствовал собственные артефакты в пределах нескольких метров? — притворно возмутились в ответ. — Никак не мог упустить шанса познакомиться с той, для кого они изготавливались. Но меня волнует другой вопрос. Если вы так беспокоитесь о душевном благополучии Дейма, то почему оказались там, где, судя по вашему поведению, быть не должны?
Мне стало стыдно, потому что ответить было нечего. Что-то почувствовала, где-то додумала и, несмотря на обещание и на то, что меня этот бал не интересовал, взяла и явилась. Не то чтобы я была особо послушной девочкой, но это был один из немногих случаев, когда просьба магистра была обоснована.
— Это было внезапное решение. Близкий мне человек попросил помочь, и я не смогла ему отказать, — выдала я единственное внятное объяснение.
— И что же помешало вам сообщить об этой просьбе моему сыну? — Очередной провокационный вопрос с улыбкой на губах, но северным холодом в глазах.
— Я побоялась, что он не разрешит, а для моей подруги это очень важный вечер, — призналась я. Честно говоря, запрети он, я все равно бы сбежала. Вот тогда это был бы обман и прямое нарушение просьбы, а пока я все еще могу отговориться, мол, о том, что я не пойду на этот бал самостоятельно, мы не говорили.
Мужчина, придя к каким-то выводам, кивнул.
— Принято. Заключим сделку: я не сдам вас Дамиану, а вы все же потанцуете со мной, и мы немного поговорим?
А я смутилась, понимая, что придется выложить еще один не особо радующий меня факт.
— Понимаете, когда я говорила, что не танцую, это был не столько способ корректно отказать, сколько констатация факта. Я не умею.
— Главное, что я умею, — уверенно заявил мужчина и утянул меня в центр зала.
Боги безмирья, ну и зачем было это делать! Если хотел поговорить, гораздо удобнее было постоять в стороне. Как раз прозвучали первые аккорды нового танца. Судорожно вцепившись в крепкую руку, я тут же уставилась в пол, следя, чтобы не наступить кому-нибудь на ногу.
— Итак, поделитесь же со мной, чем вы смогли так увлечь моего сына? — раздалось над головой, пока я внимательно следила, чтобы вовремя переставлять конечности. Я поморщилась на формулировку «так увлечь» и собралась буркнуть: «Чувством юмора», намекая на свою органичность в роли клоуна, особенно сейчас. Но стоило открыть рот, как произнесла совершенно другое.
— Я тоже задаюсь этим вопросом. Я сообразительная, можно даже сказать, умная, но не гений. Это результат долгого времени, проведенного за учебниками. В результате, кстати, меня можно считать скорее занудой, чем душой компании. Я очень упряма и подозрительна, не терплю, когда кто-то пытается влезть в мою жизнь и контролировать мою свободу, поэтому с завидным постоянством ругаюсь с вашим сыном. Но не думаю, что магистр из тех людей, кто стал бы проявлять внимание исключительно из духа противоречия. Я параноик, за любой попыткой оказать мне услугу или помощь вижу намерение в дальнейшем манипулировать мной. В общем, характер у меня отвратительный, хотя я не лишена доброты и сострадания. Проблемы есть и с искренностью. О красоте судить не берусь, хотя большинство моих знакомых первым делом отмечают мой вечно усталый и болезненный вид. А единственный мой взрослый друг заявил, что я пробуждаю исключительно родительские инстинкты, так что насчет внешности я не обольщаюсь. Даже не представляю, чем его заинтересовала! — Пожалуй, я впервые озвучила все свои размышления на этот счет.
— Насколько я знаю, вы талантливый алхимик, так признайтесь: это приворот? — Вопрос задан вроде как в шутку, но и за ним чувствуется какой-то подвох.
— Как талантливый алхимик, я с него в свое время сняла приворот, — фыркнула я. — В любом случае, он из моих рук ничего не ел и не пил, не было у меня возможности что-то подлить.
— Так в чем же тогда разгадка? Неужели у вас даже нет предположений? — допытывался Бриар-старший, пока я напряженно следила за своими шагами в танце.
— Предположения есть, два. И я крайне надеюсь, что они не оправдаются.
— Поделитесь? — не вопрос, а приказ.
— Первое, наиболее меня пугающее, это шкурный интерес. Помните про паранойю? Вот из этого разряда. Ему что-то от меня нужно, и он нашел наиболее действенный способ давления: влюбить в себя, а потом манипулировать. — И снова впервые высказанный вслух страх.
— Бред, — тут же отвергает предположение собеседник. — Для Дамиана слово «честь» — не пустой звук, он слишком благороден, чтобы опускаться до таких методов. И без этого найдет необходимые рычаги давления, если понадобится. Так что выкладывайте второе предположение.
— Загадка. У меня есть тайны, которыми я не желаю делиться ни с кем, даже с Дамианом. Для человека его профессии это, наверное, вызов. Слишком много неожиданностей и даже, пожалуй, сумасбродства от такой серой мыши, как я. Я именно такая вот зверюшка, за которой интересно наблюдать. А самое главное, чем больше узнаешь, тем больше появляется вопросов. Возможно, он даже сам не осознает, что его привлекает именно это, а не я сама, как личность. Это неприятно, но пережить гораздо проще, чем первый вариант. Так что я жду, когда исследовательский интерес Дамиана угаснет. — А вот это уже то, что я прятала от себя самой, и факт, что я открылась малознакомому человеку, меня внезапно отрезвляет.
Резко высвободившись из чужих рук, я отступила на шаг, не заботясь, что мы мешаем остальным танцующим, и заглянула в такие знакомые, но одновременно такие чужие глаза.
— Что вы сделали?! — прошипела я, чувствуя, как сердце сжалось от ужаса.
— Всего лишь обеспечил себе то, с чем у вас, по вашим словам, проблемы. Искренность, — спокойно сказал мужчина.
