Словами огня и леса (СИ) - Дильдина Светлана

— А я пожелал ему смерти, — негромко проговорил Огонек.

Рыжий зверек в траве насторожил уши. Почесал себя задней лапой под подбородком и побежал по своим делам. Непохоже было, что рассердился, да и вообще вряд ли понял, о ком речь.

С его исчезновением снова нахлынула тоска, ознобом по коже — а вечер был теплым… Только вспоминать было холодно.

Грис он потерял на третьи сутки — привязал на ночь к дереву, устраиваясь спать на ветвях, а утром не обнаружил и веревки. Вздохнув, понадеялся, что животину не сожрали, по крайней мере — сама отвязалась. Ехать на ней было — одно мучение, без седла да нормальной узды — но все же быстрее. Хотелось оставить город как можно дальше за спиной.

Позади давно осталась река, по которой выплыл из Башни, но воздух снова был влажным — значит, впереди еще река, и немаленькая. Быть может, та, в которой он барахтался две луны назад.

А за ней — все еще земли Асталы. Как можно объявить лес или реку своими? Но чем дальше к северу, тем поселений меньше, он знал. Это хорошо. В Астале и окрестностях ее нельзя оставаться. У него слишком приметная внешность; даже если не станут искать, решат, что его нет в живых, рано или поздно кто-то из братьев узнает. От мысли, что может встретиться с Къяттой снова, хотелось зажмуриться.

О втором старался не думать, но не выходило. Как наяву представил взметнувшуюся челку, улыбку-пожар. Что ж, без полукровки ему будет легче, не придется ругаться со старшими и бороться со своей натурой.

Огонек поднялся, глянул напоследок в траву, где скрылся рыжий зверек, и вновь зашагал к северу — тени как раз указывали туда. Есть свободные поселения. Есть эсса, в конце концов.

Ну и… есть одиночество.

**

Астала, настоящее

Солнечный луч скользнул по лицу, тепло — как прикосновение невесомой пряди. Къятта проснулся давно, но лень было открывать глаза. Улыбнулся, провел по щеке пальцами, словно пытаясь поймать кусочек тепла. Лень… не свойственно испытывать ее, но как приятно хоть иногда. В Астале становилось все суше, трава и листья радостно тянулись к солнцу, не зная, что скоро оно примется жечь их, а ласковый пока ветер — засыпать мелкой горячей пылью. Проще жить одним днем. А вот у него — не получалось.

Сестричка, как водится, принесла новости в дом… птица-пересмешник, а не танцовщица.

Сел, обхватив колено рукой. Задумался. Не отличался богатым воображением, но на сей раз и представлять ничего особо не требовалось. Шесть или семь, сколько их было там? — детишек из трех Родов. Детишки… брату и этому Шинку Икиари шестнадцать через несколько лун, а все равно.

Хорошо знал Шинку. Узкое лицо с выступающими скулами, черные глаза — в них и огонь-то едва отражается, словно из обсидиана выточили. Высокий, тонкий, как плеть лианы, но жилистый. Не просто дитя сильного Рода — он и сам по себе будет многого стоить. Мысленно видел, как тот держался там, у реки — не то чтобы вызывающе, просто слишком уверенно. А Кайе… не понять, что и когда он сочтет вызовом. Энихи — сытый — позволяет лани пастись перед самым носом, но попробуй другой хищник зайти на его территорию!

Ладно ума хватило не вызывать на поединок. Хоть и рано им еще — в Круг, все же дело нешуточное.

Перед внутренним взором покачивались блики на зелени, а где-то далеко внизу пена ворочалась, создавали завесу брызги — водопад на реке Читери. Если в рост человека мерить, пожалуй, все пятнадцать будет? И — виделось, как братишка за руку подтащил Шинку к водопаду, веля — прыгай! И — тот с кривой, неуверенной улыбкой отступает назад. А зачинщик вскидывает руки и черной скопой срывается вниз…

Он выплыл. Весь в синяках и ссадинах, выбрался на берег, и подошел к застывшим на берегу сверстникам. И под его ударом Шинку упал наземь и не посмел поднять головы.

Солнечный луч стек с подушки на покрывало. Молодой человек поднялся, плеснул на лицо водой. Направился в комнаты младшего — вчера не успели поговорить, так оно и к лучшему. Утром мальчишка обычно покладистый. И чему удивляться — мечется во сне, разве что не кричит, еще бы к утру не быть вымотанным. Он, такой чуткий, ныне просыпается не всегда, если войти. А если коснуться, в очередной раз хмурясь, сознавая, насколько горячей стало тело — тянется, словно цветок к воде, дышать начинает ровней. Что уж ему сниться, никогда не скажет — да и вряд ли он видит сны. Просто — огонь.

Черный зверь лежал возле занавеса — Къятта едва не споткнулся о неподвижного хищника. Тот не огрызнулся, только лениво повернул голову и посмотрел.

Опуститься рядом, и гладить черную шелковистую шерсть, почесывать за ушами… такой домашний, такой безобидный…

Шагнул в комнату мимо энихи, из шкатулки достал орех тору с горьким, едким запахом, поднес к носу хищника. Зверь зашипел, обнажая длинные клыки — и перекинулся в человека. Смотря все еще ошарашено, не воспротивился властной руке, которая скользнула по плечу, по шее, по щеке, словно зверя по шерсти погладил.

— Зачем, сколько можно? — негромкий голос, в котором суровости нет. — Я говорил — нельзя делать это дома. А сегодня и вовсе с утра!

— Я не могу. Не могу… — отстранился, провел рукой по лицу, словно стирая след от чужого прикосновения. — Трудно…

— Не стану упрекать тебя в сотый раз. Только не жалуйся на то, что сделал сам.

— Я не… жалуюсь, — прерывисто вдохнул. Лицо напряглось — больно. Жжет изнутри.

Къятта уже не в сотый, а в тысячный раз пожалел, что не разрезал того полукровку на мелкие кусочки. Каждое дитя Юга, обладающее Силой, открывает для себя дверь. А для брата она всегда была открыта — напротив, приходилось придерживать створку, чтобы не давать пламени изливаться безумно. Оставалось надеяться — он не полностью сжег эту дверь, и заодно стенки.

Лесное блохастое чучело не было первым, с кем братишка пытался дружить — без смертельного исхода. Но пресекать это в городе было проще простого, да и боялись Отмеченного Пламенем; большинство еще уговаривать пришлось бы поддерживать такое знакомство. Даже среди детей и родни домашних слуг и синта не нашлось желающих рисковать своими сыновьями и младшими братьями.

Когда Кайе подрос и стал шастать по округе один, то пару раз набредал на охотников-лесников, с которыми было интересно. С ними, или с их отпрысками. Один раз пришлось вмешаться и объяснить, благо, братишка рассказывал многое, в другой люди догадались сами, к чему может привести подобная дружба.

Ну, а потом появились те городские брат и сестра, после них Кайе ни с кем сблизиться не стремился. До вылавливания из реки полукровки.

Прижал брата к плечу, подержал немного — тот не пытался отстраниться. Устал…

— Ну хорошо. Теперь о Шинку. Скажи, зверек, зачем тебе снова понадобилось отстаивать свое право первенства? Зачем тебе это — здесь? На любом углу?

— А почему нет…

— Про тебя и так знает любая мошка в Астале, зачем вонзать лишние шипы в чужой Род?

— Ты сам это делаешь.

— Я знаю, когда надо остановиться.

Встретив полный непонимания взгляд, усмехнулся, привычным за много лет жестом взлохматил младшему волосы. Отросли… скоро опять возьмется за нож.

— Пока я никуда тебя не пущу. Будешь подле меня. Человеком.

**

Лес

Духи леса обступили его, мелькали неподалеку и днем, и ночью. Среди них еле слышным тревожным звуком проскальзывали голоса кровожадных, но другие их отгоняли. Признавали они Огонька или просто не считали достойным внимания, он не знал. Хотя порой казалось — его жалеют.

Он не боялся леса, но раньше просто шел, искал воду и пищу, спал… а сейчас постоянно мучился вопросом, что и откуда он знает. Вот эти стручки, они съедобные, называются "красный коготь" — он знал это раньше? Услышал на прииске и забыл? Или Кайе сказал, а Огонек запомнил? Но, когда они бродили по лесу, стручки еще на налились красным цветом…