Путь под лазурным небом (СИ) - Панютин Александр

Возможно мне и показалось, но тон маленького профессора сменился и слова его прозвучали куда жёстче, чем должны были.

— Волшебная кровь создаёт лучшую базу для потомков, и чем длиннее династия, тем более одарённым может родиться ребёнок. Но эта тема, как и то, что человеческие маги зовут «Наследием», мало изучена и вряд ли будет открыта широкой публике.

Профессор незатейливо напомнил, что не является человеком, хотя и использует не гоблинскую, людскую систему магии. А именно пост-романскую, преобладающую в Европе и привычную нам.

Тема занятия свернула к тем тайнам, что старые рода бережно охраняют от посторонних. Скорее всего, они охраняли не тайну происхождения этого явления, а то, как оно проявляется на носителях. Взгляд невольно упал на Дафну, конспектирующую слова профессора и я снова задумался о том, что же с ней произошло. Как именно вывернулось Наследие, превратив обычную девочку в отчуждённый айсберг.

— Я знаю достаточно маглорождённых волшебников, многого добившихся на поприще изучения магии. Яркий тому пример Армандо Диппет. Прошлому директору уже за триста лет, а он всё ещё публикуется в научных изданиях. На данный момент он старейший волшебник в Британии и семнадцатый в Европе по продолжительности жизни…

Дальнейшая лекция Флитвика уже совершенно не касалась магии. И я прекрасно понимал, почему он решил закрыть эту тему. Ведь третий названный им фактор, какой бы истиной не являлся, в своём извращённом смысле лёг в основу идеологии той фракции, которая развязала гражданскую войну в Магической Британии.

Радикальная фракция чистокровных, изначально ратующая за сохранение традиций общества со временем прониклась необъяснимой ненавистью к маглорождённым и тем идеям, что они приносят с собой. После нескольких неудач в политическом плане, провальных выборах и всплывших компроматов на членов фракции, с дуэли в Атриуме Министерства началась настоящая война. Вялые противостояния переросли в настоящую бойню и пять лет кровопролития закончились… на мне.

Даже на обеде я продолжал размышлять о войне. Мне не хватало знаний, чтобы ответить на два главных вопроса: с чего всё началось и почему закончилось именно так. Как известно, историю пишут победители, но даже из тех крох информации, что я смог вычленить из газет и мемуаров участников, можно было понять, что все начинания радикалов просто давили в зачатке бюрократической машиной. Интересным было так же то, что высшая власть в виде королевы никак не вмешивалась в эти разборки и было непонятно, виновата в этом политика невмешательства в дела магического мира или же нечто иное?

— Фух, — с громким вздохом рядом приземлился Дадли. — Как же я устал.

Лишние мысли тут же оказались задвинуты в самый дальний уголок, ко всем тем вопросам, на которые у меня не было ответа и внимание сосредоточилось на кузене.

— Не томи, как прошли отборочные? — с нетерпением спросил я.

— Можешь поздравить меня, теперь я официально загонщик в сборной!

На радостях я обнял Дадли, искренне радуясь за него. Сидевшие рядом ученики, которые услышали это, радостно захлопали и начали желать удачи.

— А Драко?

— Сомневаешься в нашем блондинистом друге? — съехидничал Дадли. — Ему пришлось попотеть, но его всё-таки взяли ловцом. И новые мётлы от его отца тут, конечно, совсем не причём.

Я засмеялся, услышав это уточнение. Так вто что он, оказывается, имел ввиду. Насколько я знал, Люциус Малфой, председательствующий в совете попечителей Хогвартса, действительно стал инициатором закупки новых мётел для игры в квиддич. Вот только не конкретно для Слизерина, а вообще для всей школы и древние чистомёты сменились новенькими Нимбусами.

Вечером в гостиной разыгрался настоящий праздник в честь нового пополнения основного и запасного состава команды на места выпустившихся в прошлом году студентов. Их буквально носили на руках, желая удачи и громких побед для факультета.

Колин Криви со своей новой колдокамерой, любезно подаренной ему близнецами, снимал каждый момент неожиданной вечеринки. Я смотрел на него и радовался что, вся его фанатичность в отношении моего образа, как героя, совершенно улетучилась. Занятый работой с близнецами ему стало как-то не до меня. Тем более, что и в гостиной я показывался редко.

Макгонагалл, узнавшая о юном даровании с камерой, загорелась идеей создать факультетский альбом и Колин со всей ответственностью подошёл к порученному ему делу. Он запечатлевал буквально каждый момент жизни на факультете Гриффиндор. Одобренные деканом снимки занимали своё место в альбоме, посмотреть который мог каждый ученик с красным галстуком.

Вопросы вызывала только Джинни, которая каждый раз, когда мы случайно пересекались изредка в коридорах или гостиной, краснела и убегала. Я даже не мог с ней заговорить, встречаясь с какой-то паникой в её глазах. Расспросы у Перси и близнецов о том, что такого я ей успел сделать тоже не принесли результата. Они только пожимали плечами в недоумении и обещали рассказать, если что-то узнают. Не влюбилась же она в меня, верно?

Тишина, неожиданно опустившаяся в один момент на гостиную удивляла. Все замерли, в ожидании направив свои взгляды ко входу. Макгонагалл, решившая проверить, как поживают её подопечные, обвела учеников строгим взглядом. Перси вместе с Клэр поспешили оправдаться перед деканом, но та только засмеялась и все с облегчением выдохнули. Каждый знал, какой строгой может быть Минерва Макгонагалл. Сегодня она, кажется, была в хорошем настроении.

Небольшой праздник возобновился, набирая прежние обороты. Под руководством декана, Колин Криви занялся порученной ему работой, фотографируя Макгонагалл с членами команды по квиддичу. А позже, после предложения неизвестного ученика, сделал общее фото, которое решено было вывесить отдельно на всеобщее обозрение. Макгонагалл даже пропустила пару стаканчиков сливочного пива, но предупредила, чтобы не увлекались.

— Оливер, не затягивай с утверждением состава команды, Завтра жду документы у себя на столе, — пригрозила она капитану команды и тот с широкой улыбкой пообещал, что не подведёт. — Скоро ужин, так что не опаздывайте. Мистер Поттер, подойдите на секундочку.

Мы отошли к выходу, подальше от шумной веселящейся толпы.

— Что-то случилось, профессор? — спросил я.

— Нет, мистер Поттер. Вас вызывает к себе профессор Снейп.

Её ответ меня ошарашил. Я сразу же начал вспоминать, где мог провиниться перед зельеваром, но ничего подобного точно не было. Иначе я бы уже драил котлы под его зорким взглядом.

— Зачем?

— Я точно не знаю, — ответила она. — Он сказал, что это не надолго. Пойдёмте, я вас провожу.

Отказываться от сопровождения я не стал, ведь где находятся покои декана другого факультета не имел ни малейшего понятия. Лёгкая паника улеглась, уступая место интересу. Я совершенно не мог предложить, что от меня понадобилось профессору зельеварения.

Личные покои декана Слизерина, как я и ожидал, расположились в подземельях, уровнем ниже рабочего класса. Макгонагалл постучала и попрощалась, когда Снейп открыл дверь.

— Проходите, мистер Поттер, — пригласил он и я не стал заставлять его ждать. — Не скажу, что рад видеть вас во внеурочное время.

Я тоже был не рад находиться в компании мрачного профессора где-то, кроме занятий, но мне было интересно, для чего же он позвал меня.

— Вам что-то нужно от меня? — поинтересовался я, осматривая комнату.

Не знаю, чего я ожидал, но покои профессора оказались самой обычной спальней. Двухместная кровать с зелёным балдахином, несколько шкафов, заполненных книгами и заваленный рукописями стол. Ничего сверх того, что необходимо для жизни. Что-то интересное могло скрываться за несколькими закрытыми дверями, но туда я точно не имел ни единого шанса попасть. Злоупотреблять гостеприимством Снейпа было опасно, как минимум, для психического здоровья.

— Я счёл обязанными передать вам одну вещь, которая должна находиться у вас.

Он что-то взял со стола и передал мне. Это оказалась фотография. Самый обычный не зачарованный снимок, с которого на меня с широкими улыбками смотрели двое подростков лет шестнадцати в форме Хогвартса. Первым был худой черноволосый парень со Слизерина. Одежда на нём, казалось, была по размеру больше, чем нужно. Несмотря на болезненный вид, выглядел он счастливым. Второй была яркая рыжеволосая девушка с Гриффиндора, показывающая в камеру большой палец. Оба казались мне смутно знакомыми, но я не мог понять, кто это. Я перевернул фото и прочитал надпись, расставившую всё по своим местам: «Северус и Лили. 1976».