Татьяна Смирнова - Зона сумерек
Вместо глаз темнели жутковатые провалы. И все это вместе составляло вполне конкретную и законченную картинку средневекового шабаша вампиров. На фоне развалин замка, после «турнира», который закончился массовым побоищем, ассоциация напрашивалась сама.
Состав толпы тоже изменился и, пожалуй, не в лучшую сторону. Пропали дети, молодые женщины и пожилые люди. Площадь и близлежащие улицы заполнили подростки и молодые ребята раннего послеармейского возраста. Все они были либо «слегка», либо «порядком», либо просто пьяны "до белых коней", и никакого особого веселья и удовольствия на юных лицах Розали не заметила. Те, кто «догнал», были благодушны, те, кто "не успел" — досадливо оживлены. В воздухе висел острый запах пива и плотный сленг, густо приправленный инвективной лексикой. Попадались, и не так редко, глаза и вовсе оловянные.
«Дурь» в Халибаде большим злом не считала даже милиция. Ее можно было приготовить чуть ли не прямо на «поле» с помощью костерка, консервной банки и куска марли. Старики испокон веков использовали ее как средство от зубной боли. А молодые… наверное у них тоже что-нибудь болело. Душа, например.
К ней пытались цепляться, она проходила мимо не отвечая, хотя язык чесался. Но с этим зудом Розали давно научилась справляться. Тем более, что и нужно то было для этого всего-ничего: поглубже нырнуть в свои мысли. А мысли были невеселыми.
Ежу понятно, что Пузо и его присные не упустили и не отпустили ее, а "пустили погулять на коротком поводке". Ее обаятельная улыбка наверняка уже появилась во всех возможных ориентировках, а симпатичные интеллектуалы с четырьмя звездами под штатским пиджаком уже получили задание выявить связь: ЦРУ — Халибадское Сопротивление. Для мэра такая связь сейчас была бы подарком судьбы. По крайней мере, она дала бы Пузу отличную возможность эффектно повесить всех собак на мифический "международный заговор", и он этой возможности не упустит. "Медвежья услуга" — вот как называется подобный вид помощи. И Игорь, когда раскинет мозгами, вряд-ли благословит Розали Логан на новые подвиги. Если он жив. Если Паша жив. Если хоть что-нибудь уцелело после сегодняшнего "левого марша"…
Неожиданно перед глазами материализовалась сине-сиреневая тень в безрукавом тельнике, с массивным крестом на шее и плохо сфокусированным взглядом. Розали сделала шаг в сторону, чтобы обойти тень, но рядом выросла другая. Она оглянулась: подростки замкнули ее в кольцо. На первый взгляд и без учета скрытых резервов их было семеро. И все безбожно пьяны. Слишком пьяны, чтобы на них могли подействовать доводы разума. И слишком трезвы, чтобы выпустить.
Один на один она бы справилась с любым. Двое уже были проблемой. А семеро — это уже не проблема, это был гроб с музыкой.
В чем дело, ребята? — спросила Розали, и голос показался ровным и безмятежным даже ей самой. В ответ парень дохнул ей в лицо дымом дешевых сигарет и выдал пространно-философскую фразу наполовину по-английски, наполовину по фене. Синтаксис ее остался загадкой для Розали, но общий смысл она уловила — ребята испытывали острый дефицит в области общения полов и рассчитывали, что она этот дефицит восполнит. Неясно, всерьез рассчитывали, или для прикола. В обоих вариантах были свои плюсы и минусы, а в общем, это был полный абзац.
На счет реакции толпы она не обольщалась, здесь всем на все было наплевать, кроме пива и «дури»…
Неожиданно вспомнилось лицо Стража: тонкое, спокойное, с капелькой грусти в серых глазах. Таким она видела его в последний раз, в Санджапуре.
Слова, которыми он напутствовал ее в тот миг показались ей лишними: "Запомни, никто и никогда не придет на помощь побежденному… А если это случится, значит мир изменился и, возможно, достоин жить. Но я в это не верю. И никто не поверит, если у него есть хоть капелька мозгов."
Страж был прав. Как всегда. Но, упрямо дернув плечом, Розали закрыла зеркало. Как всегда…
Чья-то рука сцапала ее за запястье. Рука была сухой и теплой, но всеравно показалась ей липкой и грязной. Отработанным движением она освободилась от захвата. Парень рухнул на колени, зажимая локоть. Розали выпрямилась и обвела всю компанию быстрым, внимательным взглядом. Что бы там ни было, вряд ли эти пацаны хотели ее убить. А если и хотели… Розали глубоко сомневалась, что им это под силу.
— Развлекаетесь? — металлический голос прозвучал совсем рядом и, словно разрубил пополам шумовую завесу из пьяных воплей и ритмов "Депеш Мод". Стало тихо. Площадь отодвинулась, пропала в тумане, осталась только цепочка ярких глаз, в которых таял ошалелый хмель, сменяясь недоумением. Потом крепыш, который был здесь за главного, хрипло спросил:
— Тебе, мужик, чего?
— Не «мужик», а подполковник СНБ господин Мозалевский, — поправил голос и перед носом парня мелькнули "красные корочки", — под козырек брать не обязательно… э, нет, в руки не дам, инструкция не разрешает, — «корочки» исчезли так же быстро, как и появились, — Свободны, ребята.
Кольцо распалось на две половины, а потом вдруг стало таять стремительней и бесшумней, чем струйка дыма на ветру. И только тогда она позволила себе обернуться.
Таким мужчинам нужно запретить улыбаться в законодательном порядке, — подумала Розали с немой покорностью судьбе, — потому что это яд, которым можно отравить насмерть. И, будь я проклята, он об этом знает.
— Испугалась? — вполголоса спросил Глеб.
— Да нет, — это было отчасти правдой, — Я, вообще-то, девушка не пугливая.
О второй части правды она предпочла умолчать. О том, что испугалась сейчас, увидев его.
Площадь осталась позади. Перед ними была узкая темная улица, наглухо запертые ставни и бесконечная, безликая тишина вокруг, до самого горизонта.
Только над головой горели звезды — слишком высокие, чтобы быть хоть немного заинтересованными в том, что творилось на земле.
— О чем ты думаешь?
— О том, как высоко Пузо оценил мою скромную персону, — откровенно сказала она, — даже подполковника для меня не пожалел. Я чувствую себя польщенной…
— Ты о чем? — тихо спросил спутник.
— Только не говори, что ты оказался здесь совершенно случайно, — хмыкнула Розали.
— Хорошо, не буду. Но, между прочим, просто в порядке информации, это так и есть.
— Тогда извини, — но тон Розали был далек от просительного, как и она сама от того, чтобы поверить офицеру СНБ. Раньше считалось хорошим тоном не верить иезуитам.
Фонари не горели. Легкий ветер толкнулся в лабиринте домов, шевельнул густую листву в палисадниках и растаял, не принеся прохлады. Собаки не спали, изредка они тревожно взлаивали, но быстро смолкали, погружаясь в странное, присущее всем хорошим сторожам состояние "бдительной дремы".
