Олег Бондарев - На краю бездны
Жнец тоже улыбнулся. Но улыбка вышла грустной.
– Ты знаешь, я бы и рад, но не могу. Я еще не закончил с одним важным делом… – сказал он и, увидев печаль на лице Гвен, поспешно добавил: – Но я обязательно вернусь! Обязательно!
– Честно? – спросила девушка с надеждой.
– Честно, – выдохнул жнец.
– Тогда до встречи, Джефри, – сказала Гвен. – Я буду ждать тебя и молиться Кварусу, чтобы ты вернулся поскорей.
– Спасибо, Гвен. Я постараюсь.
Он уже собрался уходить, когда девушка неожиданно приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку.
– Спокойной ночи, Джефри. – Задорно подмигнув жнецу на прощанье, девушка побежала к кособокой хибарке – единственной в деревне, где, несмотря на позднее время, все еще горел свет.
А Джефри стоял, глупо глядя ей вслед и боясь притронуться к щеке руками, по локоть замаранными в крови.
Подняв глаза к небу, жнец прошептал:
– За что мне это, Кварус?
Жаль только, небо не умеет слышать.
* * *– К вам барон Гудкенд, Ваше Величество, – сказал слуга. – Впустить?
Король поморщился – это был тот самый вельможа, что предлагал мешок золотых за свое драгоценное чадо, но все же согласно кивнул:
– Пусть войдет.
– Поглядим, что он имеет мне сказать… – добавил король тише.
– Вы разрешите, Ваше Величество? – спросил сам барон, заглядывая в кабинет.
Это был сорокапятилетний господин, высокий, тощий и уже седой.
– Да, да, я же сказал. Входите.
Барон просочился внутрь. Застыл у самой двери, ожидая приглашения.
– Присаживайтесь, что вы стоите? – сказал король. – И давайте говорите, зачем пришли. А то у меня дел немало.
– Благодарю, Ваше Величество, – смиренно кивнул барон и уселся на самый краешек дивана.
В кабинете воцарилась тишина. Король некоторое время сидел, перебирая пальцами по столешнице, но потом не выдержал – грохнул кулаком по подлокотнику так, что Гудкенд вздрогнул, и рявкнул:
– Давай говори, зачем пришел, а то дождетесь у меня!
– Э… Вы простите, Ваше Величество… но вопрос очень деликатный… Я волнуюсь…
– У вас не так много времени. – Джуан вроде бы сумел взять себя в руки, но было видно, что он в любой момент может сорваться: голос его более напоминал сдавленный рык, которым сторожевые псы предостерегают воров – «не подходи, а то глотку порву».
– Да, да, я все понимаю… Дело вот в чем… Я слышал о новом постановлении Вашего Величества и подумал, что должен явиться к вам…
– В чем же дело? – выгнул бровь король.
– Я хотел сказать… что мой сын все равно не сможет встать в ряды ополчения… Видите ли, Ваше Величество, он… он уехал. Далеко. В Жейс. И за два дня он вряд ли доберется до столицы.
– Почему вы сразу не сказали об этом? Зачем в таком случае два дня назад вы приходили ко мне с… Зачем?
– Я… боялся, что отъезд моего сына расценят как государственную измену!
– Мы живем в обычном мире, барон. Не в мире баллад и легенд, где заклинанием можно в одно мгновение покрыть сотню-другую миль. В обычном. У нас есть магия, но она не настолько сильна, чтобы совершить нечто подобное этому переносу. Поэтому я, разумеется, не собираюсь заставлять вас всеми правдами и неправдами доставить мне вашего драгоценного отпрыска. Как-нибудь обойдемся, если уж так вышло. Это все, что вы хотели сказать?
– Да… Да! – просиял Гудкенд. – Спасибо… Спасибо, Ваше Величество!
– Не за что, – поморщился король. – Вы свободны.
Барон вскочил с дивана и, кланяясь, попятился к двери. Парой мгновений позже в кабинете его уже не было.
Король покачал головой и вздохнул:
– Кварус, прости дурака…
После чего вернулся к изучению доносов разведчиков.
* * *Они не требовали покорности. Они пришли убивать.
Уже третья деревенька, встреченная армией Пирса по дороге в Роузен, полыхала. Трупы лежали на улицах, в горящих домах, в огородах – там, где их настиг меч ящеров или «псов».
Некроманты в этих побоищах почти не участвовали – то ли берегли силы, то ли по какой-то другой, одним им известной, причине. Лишь пару раз они «поднимали» нескольких мертвяков, хотя особой нужды в скелетах и не было.
Пирс долго ломал голову над этим заклятием. Вот перед тобой лежит еще свежий труп, и вдруг по мановению руки темного мага он разом обращается в скелет. Спрашивать напрямую, что происходит с плотью убитых, главарь Своры не решался, но раздумывал над этим чудом неоднократно.
Человек в сером плаще следовал за ним неустанно. Это очень раздражало Шелдона: раньше он был единственным телохранителем Пирса, а теперь у него появился…
Соперник?
Главарь Своры чем дальше, тем чаще о чем-то переговаривался с Серым в сторонке. С Шелдоном же Пирс теперь почти не общался, и это страшно раздражало бывшего плавца.
Однако, что поделать с проклятым Серым, телохранитель не знал.
Банально пригрозить? Да нет, по этому видно, что угрозы ему – пустой звук.
От странного человека ощутимо веяло опасностью – уж Шелдон умел ее чувствовать.
А если ножом из-за угла?
Нет, тоже нельзя. Пирс, когда узнает, придет в бешенство. Некроманты, судя по всему, повязаны со Сворой только этим Серым. Если он умрет – они либо перебьют всю армию, либо просто уйдут. И тот и другой вариант явно не понравится главарю.
Других же способов вернуть прежнее влияние Шелдон попросту не видел.
И поэтому он лишь с ненавистью посматривал на Серого и ждал.
Ждал, когда тот допустит ошибку, которая заставит Пирса разочароваться в своем новом советнике.
Шелдон умел быть вторым.
Но вот третьим – однозначно нет.
* * *– Куда нам идти, Черныш? – грустно спросил жнец.
Было ранее утро. Джефри вел мерина под уздцы: ветки свисали слишком низко, даже пешему ему иногда приходилось наклоняться, чтобы не втемяшиться лбом в толстый дубовый сук или не расцарапать лицо мохнатой лапой ели.
Конь насмешливо фыркнул.
– Тебе весело, да, – печально улыбнулся Джефри. – Твоя жизнь намного проще, чем моя. Одно знай – пощипывай травку…
Конь снова фыркнул, на сей раз обиженно.
– Нет, конечно, тебе тоже не нравится постоянно бродить по лесам, дышать дорожной пылью… но тебе хотя бы не нужно кого-то убивать!
Конь остановился и пронзительно посмотрел хозяину в глаза. Если бы он мог говорить, наверняка бы произнес нечто вроде: «Чего это ты вдруг решил пожаловаться мне на жизнь? Я всего лишь мерин, который щиплет травку, забыл?» Но Черныш не умел говорить, и поэтому ему оставалось только смотреть.
