Валентин Юрьев - Паучий Замок
- Я не говорил, что победил вартаков. Я сказал, что мы сумели взять их в плен. И ещё никто не посмел уличить меня во вранье, тем более в этом зале.
- Ну, что же, честный Мроган, возьми меня в плен. Как вартака. Что я должен сделать? Связать себя сам и покрепче?
Он, очень довольный собой, широко улыбался, сложив поднятые руки ладонями вместе и, поворачиваясь ко всему залу, как хороший артист. А мне отступать было некуда.
- Вартаки спали. Ложись и спи.
Пока он, демонстративно зевая и почёсывась, как клоун, укладывался на камни пола, я шепнул ребятам всё, что было нужно и они, быстренько, взяв у Вождя его верёвку, подошли ко мне.
За это время прозрачные ограничители уже появились над 'мирно спящим' воином. Думаю, он, сильный и ловкий, готовый раскидать десяток пацанов по всему залу, ничего не понял, когда ощутил себя в клетке, а потом в верёвочной петле.
Внешне это выглядело прозаично и буднично. Два мальчика подошли к беспомощно юлившему мужику, накинули ему петлю на ноги, еще двое выволокли тело в сторону из тесной "клетки" и держали, пока первая пара накинула петлю этой же верёвки на голову и потянула на удушение, а пока он втыкал в камни бесполезный нож, ему ещё и руки прихватили, а ножи - убрали в сторонку. Операция заняла десять вздохов.
Преграду я сразу же снял, её никто и не заметил. Воин бился о камни, не веря, что такое возможно, а зал, наконец-то разразился восторженными криками. Такими громкими, что я не сразу расслышал то, что в общем шуме орал обиженный мужик. И лучше бы не слышал. Но слова оскорблений, недостойных воина прозвучали, и не понять их мог только глухой. Слова, которые полагалось смывать. И опять кровью.
Ну почему? Зачем, почти каждый день, мы калечим каких-то недоделков, чтобы на их место вставали новые? Что я этому уроду, жить мешал, что ли. Почему в любом месте есть враги?
И опять наступила тишина. Ах, как грозен голос Вождя:
- Он нарушил наш закон и будет наказан. Но если у этих юных воинов есть заступники, они прямо сейчас могут вершить суд чести!
Спасибо тебе, Вождь! Спасибо за закон и эту толпу, которая соблюдает его до тех пор, пока более сильный и наглый не протаранит и сам закон и Вождя, который так мило предлагает сдохнуть прямо тут, от руки нарушителя! Меня просто трясло от злобы!
Что это за клан, в котором всегда найдётся урод, готовый обделать любого героя и любого слабого и почему бы сообща не набить ему публично рожу, а не вынуждать это делать тому, кого оскорбил этот гад? Что за страна, в которой любой праздник в один вздох превращается в кровавую разборку?
Немного отрезвев, я увидел двинувшихся к нам со всех сторон мужчин, все отцы как один шли на защиту своих птенцов, а потом злого как оса Пашку, который бил себя в грудь и показывал на правую руку. В грудь! В руку! В грудь! В руку! Парни мои, тоже прыгали и жестикулировали как бешеные!
Я всё понял и, подняв руки, закричал, что мы сами справимся с дерьмом и не надо хорошим честным воинам касаться такой грязи. Я много чего кричал, пока наш новый друг кусал от злости камни, связанный так, что, дёргаясь, душил сам себя. Пашка, к нашему удовольствию, уже считался охотником и даже до Посвящения имел право вызывать на поединок любого.
У меня было время. Из зала увели женщин и детей. Только мать дуэлянта не дала это сделать. Воины выстроились коридором, так как обиженный выбрал пращу, и закрылись щитами. Поставили метки дистанции и закрепили факелы, принесли пращи и шлемы, я, как и три дня назад, сотворил низкий барьер посередине, на всякий случай, так как уже убедился, что подлости в нашей стране не меньше, чем везде, а отрубленные конечности не всегда прирастают. Даже по решению суда.
Чем я мог помочь Пашке? Пока урод лежал рядом, я 'уговорил' его башмаки в том, что они золотые, красивые, очень толстые, из чистого сверкающего золота и с удовлетворением увидел, как эта скотина недоуменно волочет ноги, поднимаясь с грунта, сдирая с себя верёвки. Прозвучал сигнал вождя.
Воин оказался, действительно, хорошим. Он не стоял на месте, а кружился, перемещался, несмотря на тяжелые вериги и камень из его орудия вылетал неожиданно и неизвестно откуда, но пока что Пашкиной реакции хватало на то, чтобы отклоняться вовремя.
Я злился, что не догадался уговорить его камни лететь в нужную точку, но теперь уже было поздно. Здоровый самец и худенький мальчик танцевали друг перед другом. По-настоящему, пока, никто не попал ни разу, только один из камней по касательной ударил по королевскому шлему, слегка ошеломив моего друга.
Заметно уменьшались кучи снарядов, правда, у Пашки запас был вдвое больше, ребята натаскали, да и расходовал он меньше, не успевая за опытным стрелком.
Удар! Опять Пашка получил по шлему и зашатался. Вскрикнула бедная мать. Его враг на вздох остановился, чтобы насладиться маленькой победой и тут же получил снаряд в кисть руки, из которой внезапно вывалилась праща, и - тут же в шею, в открытое, незащищенное место под затылком из которого брызнула кровь, пока он нагибался за пращой, и опять в правую, приготовившуюся к броску!
Несколько ударов подряд в шлем, прямо по глазам, это неопасно, но не даёт сосредоточиться, прицелиться, а потом опять в руку. Пашка знал, что делает. Он не станет убивать, ведь обидчик не сделал ничего плохого, кроме оскорблений, а значит, ответом должно быть только оскорбление. Но не словами, а ударами.
Скорость танца замедлилась, копыта из золота - это вам не фунт изюма! Давай, Пашка, давай! Бери его, тёпленького! И он давал.
Вот пошла в ход левая рука врага, а правая стала подающей, вся в крови и рваных клочьях меха, бросок за броском перемалывал теперь как в мясорубке левую кисть. Потом пошли колени. Пашка не доводил дело до конца. Он издевался. Не кричал оскорблений, не убивал и не калечил. Унижал!
Голова!
Пробит и содран набок шлем. Начались открытые удары по лицу. Противник уже не мог не только ответить броском, он не мог пошевелить ничем, кроме губ. Только рот, с мерзким злобным языком оставался для последнего унижения.
Здесь не было девушки, которая могла бы спасти задиру. Локти. Разбиты. Плечи. Клочьями полетели кожаные вставки защиты. Упрямый! Стоит, бесится, весь в крови, но не сдаётся! Хороший воин. Только дурак! Хотя, все мы здесь не лучше.
Наконец, всё заканчивается. Закатываются глаза, и несогнутое упрямое тело медленно падает бревном на камни, прямо мордой! Сознание потерял. Не удалась до конца Пашкина месть. Он хотел унизить воина извинением, но тот предпочел на время отключиться, но не сдаться.
