Максим Далин - Моя Святая Земля
Джинера не будет государыней. Джинера должна родить государю наследника, она — его вещь, живая машина для вынашивания детей, она не вызывает у него даже обычного желания — лишь какое-то жуткое любопытство. Что ему любопытно? Нужно ли впрямь сломать принцессе пальцы, чтобы она закричала?
Дворец поражал воображение.
Его сияющее великолепие освещали золотые деревья, усыпанные цветами, в чашечках которых горели маленькие свечи. От невидимых жаровен исходило мягкое душистое тепло. Бронзовые драконы стерегли лестницу из белого искристого камня, а в сумраке ниш прятались нагие тела мраморных дев, такие нежные, будто их создали чары, а не руки камнерезов. Портреты предков дома Сердца Мира смотрели из тяжёлых золотых рам, как из потустороннего мира. Дворец был грёзово прекрасен, и Джинера удивлялась, почему её знобит в этих волнах тепла, пахнущего сандалом, будто она идёт по промёрзшему логову людоеда. Будто холод королевского приёма выстудил эти сказочные покои — а дыхание королевской свиты оседало инеем на драгоценных гобеленах, кокетливых личиках бронзовых лешачков и сводах галереи, расписанных позлащёнными солнцем облаками…
* * *Во время торжественного обеда Джинера окончательно поняла, что союзников и друзей ей при этом дворе не видать. Ужаснее всего были взгляды дам; Джинере казалось, что на неё смотрят с недобрым, почти злорадным любопытством, как порой смотрят почтенные матроны на воровку, привязанную к позорному столбу. Молодая особа, которую король назвал камер-фрейлиной Джинеры, перед началом обеда приказала удалиться няне Ровенне, держащей на руках шпица принцессы:
— Государь не любит таких собак. Вдруг она тявкнет.
Няня бросила беспомощный взгляд на Джинеру, шпиц облизнулся, но промолчал. Джинера кивнула:
— Я позабочусь о том, чтобы вас накормили, милая няня. Мне неприятно и досадно, что вам приходится меня оставить, но я понимаю заботу здешней аристократии о безопасности государя…
Златолесские бароны дружно фыркнули за её спиной — и их тут же отослали на другой конец зала, откуда они не смогли бы расслышать речей принцессы. Зато рядом оказался барон Кайл, поклонившийся с издевательской любезностью:
— Я просто счастлив, наконец, увидеть вас здесь, принцесса. Здешний двор и наш прекрасный государь многое вам объяснят!
Джинера рассмеялась.
— Вы очень милы, когда забавляете меня, мессир Кайл! По вашему тону можно подумать, что вы состояли при нашем прекрасном государе в какой-то тяжёлой и унизительной должности, а я должна заменить вас на этом посту. Памятуя о моей роли при дворе Сердца Мира и Святой Розы — это уморительно, хоть и слишком фривольно.
На сей раз её слова вызвали злорадный хохот у баронов Святой Земли и даже у государя. Кайл, как когда-то в Солнечном Доме, побагровел и не нашёлся, что ответить — но на сей раз Джинера увидела в его лице не злость, а почти такую же беспомощность, как у няни, помноженную на страх.
— Ты — настоящая гадюка, — сказал король тоном, более одобрительным, чем укоризненным, а принцесса с удивлением поняла, что ей жаль Кайла.
— Вы позволите мессиру Кайлу удалиться, ваше прекрасное величество? — спросила Джинера. — Ему необходимо принять противоядие после укуса.
— Нет, — отрезал Алвин. — Скажи ещё что-нибудь.
Джинера чуть пожала плечами, скользнула взглядом по королевской свите — и замерла. Высокий и тощий белёсый блондин с винно-красным пятном на скуле и щеке, будто вытекшим из глаза, лет тридцати-тридцати пяти, в светлом костюме по моде Междугорья, улыбался ей слащаво и, пожалуй, заискивающе.
Джинера не сидела взаперти ни одного дня; ей приходилось видеть и раны, и увечья, и пороки. Но впервые в жизни она смотрела на человеческое лицо и понимала, что багровое пятно на нём — не просто изъян, а клеймо ада.
Проклятый при благом дворе. Нужно удивиться?
— Прекраснейший государь, — сказал некромант, — вряд ли можно ужалить по заказу и даже по приказу. К тому же, её высочеству нужно заводить в свите вашего великолепного величества друзей, а не врагов.
— Зря опасаешься, — усмехнулся король. — Свадьба только завтра, сегодня — она может болтать что угодно, особенно если это смешно.
— Не забывайте, что свадьбой всё начинается, а не кончается, ваше прекрасное величество, — сказал некромант безмятежно, но Джинера услышала странную фальшь в его тоне.
— Чушь, — хмыкнул король. — Как получится. Она рыжая, тощая, злая, а язык у неё на целую четверть длиннее, чем у прочих смертных. Таких женщин надо держать в клетках, как ласок — мне кажется, они тяжело приручаются.
— А мне кажется, прекрасный государь, — возразил некромант, — что лишь робость заставляет её высочество отвечать без должной любезности. Очаровательная принцесса, безусловно, чувствует себя чужой и одинокой здесь…
— Не заметил, чтобы она оробела, — король окинул Джинеру испытывающим взглядом. — Но учту, Марбелл. Интересно, если напугать её по-настоящему, она спрячет когти или попытается царапаться?
— Прекрасный государь, — сказала Джинера, пытаясь не замечать свинцовую плашку страха в животе, — не соблаговолите ли вы объяснить глупой женщине смысл ваших действий и слов? К чему желать превращения ваших добрых союзников в вооружённых врагов, а ласковой невесты — в ласку, готовую укусить из страха? Мой жалкий разум не может найти объяснений…
Король улыбнулся, как могла бы улыбнуться чума, будь у неё рот и зубы. Джинере показалось, что и её лицо покрывается инеем.
— Марбелл, — приказал король, — проводи рыжую суку в её покои. Она может есть из одной миски со своей собачонкой, если хочет — а перед этим убедись в том, что она невинна. Её злость и наглость меня в этом разуверили.
— В зале — послы Златолесья, прекрасный государь, — напомнил некромант.
— Всё их Златолесье ждёт такая судьба — рано или поздно, — презрительно бросил король. — Сделай то, что я велел.
Джинера встала.
— Благодарю вас, прекрасный государь, — сказала она с глубоким поклоном. — Вы оказываете мне большую любезность, избавив меня от необходимости слушать вас дальше.
И пошла к выходу мимо замерших и замолчавших аристократов Святой Земли, не дожидаясь ответа. Её фрейлины, которые сидели в сторонке, ни живы, ни мертвы, вскочили и посеменили за своей госпожой; увидев это, бароны и Витруф присоединились к свите.
— Златолесье — дыра, — рявкнул король, вскочив и отшвырнув кресло. — А свадьба с тобой — чрезмерная любезность.
— Провинцией Святой Земли Златолесье не будет, — кротко ответила Джинера, на миг обернувшись, и выскочила из зала.
