Даниэл Уолмер - Чаша бессмертия
В то время как король Фердруго восхищался своей предусмотрительностью и отдавал подробнейшие распоряжения относительно завтрашней казни, капитан Горги вел переговоры относительно «Адуляра». Перекупщик, к которому он обратился, сколотивший себе солидное состояние на контрабанде товаров из Зингары в Аргос и обратно, смекнув, что деньги требуются как можно быстрее, назначил смехотворную цену, чуть ли не в два раза ниже реальной стоимости парусника. Проценты же назначил огромные. Разгневанный Горги хотел было хлопнуть дверью, оскорбившись за свой корабль так, словно тот был человеком, больше того, его другом, которого унизили в его присутствии. Но ему вспомнились настойчивые просьбы Шумри сегодня утром — заложить парусник за любую цену, так как чутье подсказывает ему, что казнь состоится скоро и они рискуют не успеть. Скрепя сердце Горги ударил с наглым контрабандистом по рукам, не решившись терять время в поисках иных, более порядочных покупателей. Правда, он обговорил за собой условие, что в течение одной луны имеет право выкупить «Адуляр» обратно.
Осторожный и хитрый матрос, которого капитан послал вчера к тюремным воротам, чтобы «вынюхать обстановку», вернулся с плохими вестями. Судя но всему, подкупить охрану будет очень трудно либо совсем невозможно. Солдаты запуганы до смерти и подозрительны, как сторожевые псы. Ему едва-едва удалось унести ноги…
С его словами неожиданно совпали невразумительно-слезные просьбы Рыжика не пытаться подкупить охранников и их начальство, вообще не приближаться к тюремным стенам, так как каждый подозрительный человек будет немедленно схвачен. Когда ошеломленный Шумри попытался выяснить, на чем основаны ее предостережения, девочка сослалась на сон, который ей приснился ночью, очень четкий и очень страшный.
— Мне приснилось, что я пробралась к Конану в клетку, тайно, — рассказывала девочка, взволнованно расширив глаза, — чтобы помочь ему убежать… И вошел какой-то человек, очень страшный. Сначала он кричал на солдат, что они заснули на посту, а потом увидел меня… О… Он схватил меня за волосы, это было так больно! — Она передернулась худеньким тельцем. — Он кричал, что сожжет меня, потому что я помогаю чернокнижнику… Он кричал, что всякий, кто попытается подкупить охрану, будет убит… Я уже думала, что не увижу вас больше — ни Волчка, ни тебя, ни маму… Но тут Конан очень громко закричал и стал трясти решетку своей клетки. Тот человек от страха выпустил мои волосы, и мне удалось убежать…
Шумри относился серьезно и к снам, и к предчувствиям, и к намекам судьбы, как к чужим, так и к своим собственным. (В этом он, несомненно, походил на королеву Зингарскую.) Поэтому слова дочери еще более усилили его беспокойство и тревогу, и без того сгущавшуюся с каждым днем.
Теперь у них было много денег, но на что их тратить, если подкуп невозможен?.. Горги недолго мучился с этой проблемой: пользуясь своими знакомствами в среде моряков, он договорился с одним из владельцев маленького баркаса, вручив ему крупный задаток, что в случае удачного побега киммерийца из тюрьмы тот доставит его вместе с друзьями в Аргос.
Также было куплено несколько отличных коней для тех, кто выразил желание принять участие в спасении киммерийца (среди них был и смешливый помощник капитана Мейч), несколько шпаг и мечей (для тех, кто любил и умел с ними обращаться). Не было забыто и об оружий для Конана. В коне он не нуждался, так как вряд ли можно было найти скакуна лучше его дареного вороного красавца.
После долгого дня, наполненного срочными делами, приготовлениями, сжимающей сердце тревогой, Шумри заснул очень поздно. Ему показалось, что всего лишь несколько мгновений парил он, отдыхая, в темных небесах сна, как был разбужен горячим детским шепотом.
— Проснись скорей! Проснись! — Рыжик трясла его за плечо.
Глаза ее горели зеленоватым огнем, и в первый миг, едва открыв веки, Шумри вздрогнул. Впрочем, страх был мимолетным, так как он давно уже заметил эту особенность взгляда дочери и привык к ней. Правда, на этот раз сведение было ярче, чем обычно. Возможно, причиной тому служило сильное волнение.
Приложив палец к губам, он соскользнул с постели, стараясь издавать как можно меньше шума, чтобы не разбудить Илоис. Выйдя за дверь с дочерью, он наклонился к ней и тихо спросил:
— Опять страшный сон?..
— Опять! — выдохнула она. — Мне снилось, что я побежала к тюремной площади, было очень темно и поздно, совсем пустые улицы… Все вокруг спали, но с площади раздавался какой-то стук. Я подошла поближе и увидела, что какие-то люди машут топорами и что-то высокое, белое поднимается от земли…
— О, пресветлый Митра! Неужели они решили уже сегодня… — Не договорив, Шумри бросился одеваться.
— Я с тобой! — пискнула девочка, когда он, набросив на плечи плащ, шагнул к выходу.
— О, нет! Оставайся дома! Я только проверю твой сон и тут же вернусь.
Но Рыжик, не слушая возражений и запретов, вцепилась в его ладонь, и они вместе вышли на ночную кордавскую улицу. Было темно и тихо. Гулкие звуки их шагов эхом отскакивали от стен домов и заборов.
Прижимаясь к отцу, девочка оглядывалась по сторонам и ежилась от страха. Она жалела, что не может сейчас превратиться в быстроногий пушистый комочек. Быть маленькой и резвой кошкой совсем не страшно — ведь всегда можно скользнуть в дыру или подворотню, если почудится опасность. Быть девочкой намного труднее — не во всякую дыру пролезешь, не от всякого злого человека сумеешь убежать… Впрочем, злой человек схватил ее и едва не сжег именно в обличье кошки!
Уже на подходе к тюрьме стало ясно, что работают — при свете нескольких ярких факелов — плотники, и работают торопливо. Что-то высокое и белое, что рассмотрела девочка, когда прибегала сюда одна, рыжим отважным зверьком некоторое время назад, оказалось деревянным столбом, к которому обычно привязывают приговоренного к сожжению.
Глава девятая
Ее Величество королева Зингарская чувствовала себя отвратительно. Поскольку казнь чернокнижника была назначена на раннее утро, она не выспалась как следует и теперь позевывала, прикрыв вялый рот веером из белоснежных страусовых перьев. К тому же нестерпимо палило солнце, которому в этот час полагалось лишь слегка ласкать своими лучами пробуждающуюся землю. Даже кружевной зонтик, который держал над ее головой паж, не спасал от зноя и духоты.
— Не кажется ли вам, что сегодня необычайно душно? — пожаловалась она своему величественному супругу, застывшему по ее правую руку и, судя по багровым щекам и выражению муки в выпуклых глазах, страдающему от жары не меньше ее. — Нельзя ли поторопить палача и его помощников, чтобы закончить это все поскорее?.. Мне кажется, еще чуть-чуть, и я упаду в обморок.
