О'Санчес - Пенталогия «Хвак»
Маленькая голова на конце хвоста шустро закачалась из сторону в сторону и высунула крохотный язык: все в порядке, дорогой хозяин! Мы будем тихие-претихие, скромные-прескромные, смирные-пресмирные… Но веселые.
— Ну, смотри… — Лин приподнял повыше брови и почти сразу же нашел в памяти подходящую к случаю строку из любимого рыцарского романа: «Я тебе вверяю большее, нежели мою жизнь, а именно — рыцарскую честь!» Не подведи же меня, дракошко двуглавое, не опозорь перед обществом.
Общество в трактире «Побережье» оказалось невелико: четверо человек трактирной обслуги, две семьи постояльцев — две бездетные пары, заночевавшие в трактире по пути на восток, да молчаливый прохожий средних лет, по виду и повадкам либо мытарь, либо приказчик купеческого дома. Одинокий путник уже расплачивался с хозяином за съеденное и выспанное, он только ощупал внимательным взором новых гостей, особо задержался на охи-охи, но вступать в разговор не стал, так и пошел прочь со двора, ведя в поводу мула с небольшой поклажей.
— Чего изволите, юный господин? Обед, кров, кубок вина для утоления жажды, пищу для ваших… Н-не бросится?..
— Пообедаю, пожалуй. И отдохну немножко, так что приготовьте мне комнату. Может, и переночую. Он не тронет, я ему приказал. Если нашалит чего — я уплачу, но ручаюсь, что хлопот он вам не доставит, ни он, ни мы с Черникой.
— Как будет вам угодно, молодой господин! Позволено ли будет спросить — далеко ли путь держите?
Лин замялся: мало того, что нет у него опыта общения с посторонними людьми, так он еще и врать не умеет. Мотону обманывать скучно, очень уж проста и доверчива… и добра… он ведь не Гвоздик, чтобы этим пользоваться… А Снега обхитрить… Трудно, хотя и можно, да вот только стыд потом глаза ест не хуже дыма, вне зависимости от того — вскрылся обман, либо успешным удался…
— Нет, я тут… неподалеку встречу назначал, а теперь пора в обратный путь, вот я и подумал отдохнуть, да помыться, да искупаться… Переночую, пожалуй. Я решил.
— И совершенно верно решили! Лучшей утки на вертеле вы не пробовали в своей жизни, уж я вас уверяю! Нюха, прими коня у господина! А винца? Беленькое, холодненькое…
— Вода есть? Молоко скисшее?
— И то, и другое. Прикажете подать?
— Да, сюда, прямо на улицу, под зонтик. И себе налейте стаканчик вашего самого лучшего вина, если вы не против беседы, конечно?
— Безусловно! Я молнией, туда и обратно! Бегу… И… уточку прикажете?
— Прикажу. А пока рыбца. Маленького. И водички с ледника.
Как ни летал хозяин молнией, готовя для гостя холодное скисшее молоко и рыбца, однако Лин успел за это время расседлать Чернику, дать наставления трактирному служке и наперед, для устойчивой памяти, натрепать как следует чешуйчатое ухо.
— Смотри у меня… рассержусь.
Вроде бы проникся Гвоздик, но пасть все равно легкомысленно распахнута от уха до уха. Каждый клык — в мизинец. Непривычных, мирных людей это несколько пугает, но уж тут ничего не поделаешь: если Гвоздику и улыбаться запретить — что это будет за жизнь у бедного зайчика?
Лин сидел в тени зонтика и покорно пил теплое, отвратительное на вкус, свернувшееся молоко. Зиэль мигом бы надел кувшин со всем содержимым на голову трактирщику, но Лину эта грубость претила, он не мог себя заставить даже выговор сделать хозяину… У, морда плутовская!.. Но это не Мусиль, увы. Лин одновременно испытывал облегчение от несостоявшейся встречи со своим бывшим хозяином и сожаление, что все в его прошлом пристанище поменялось… Никого из прежних: ни Мусиля, ни Уму…
Хозяин трактира, преувеличенно почтительно примостившийся на табуретке напротив Лина, поведал, что они с женой купили трактир четыре года назад, а прежний хозяин — «да, точно, кругленький такой, с лысиной…» — ушел в город, вместе со стариком, его родственником. И еще он сообщил, что никакой такой старухи служанки не было, и что глухонемого слугу задавило кипарисом позапрошлой осенью… «Во-он там, за дорогой…»
Вот оно что…
— Наверное… Видать, те, кто мне рассказывал — давно здесь гостили, при прежнем трактирщике еще. Как нафы, не беспокоят?
— Нафы??? В наших краях о них и не слыхивали никогда. Я вас уверяю! Но колодцы чистые, вода свежая. Значит, живут как-то.
Нет, по-другому представлял Лин свою побывку здесь, в трактире «Побережье»… Куда теперь подарки девать? Луню — новый нож на кухню, Мошке — мягкий кожаный кошелек с серебряной мелочью, Уму — шапку… А Мусилю — нарочно ничего! Обойдется! Вернее, обошелся бы без подарка… теперь уж так придется раздать, кому ни попадя, не с собой же обратно везти…
— Уберите эту дрянь, не могу ее пить больше. Я воду спрашивал. Вода у вас тоже теплая?
Хозяин заверил, что вода у него чистая и холодная и что он именно для молодого господина поставил дополнительный запасец на ледник… А к завтрему и молоко подкиснет свежее, неиспорченное.
— Хорошо. Так, где утка-то?
— Готовится. Уже готовится, но надобно время, чтобы она потомилась и дошла до полного своего вкуса… Может, изволите пока прилечь, комната прибрана? А… песик… с вами будет ночевать или на дворе? Я к чему: ну, мало ли, во дворе по ночному делу кто из слуг, или мы с женой…
— У меня в комнате будет ночевать, только он не песик, а охи-охи.
— Да уж видно… Ох, и красавец! И жрет, небось, много?
— Меньше, чем тургун. Я пойду пока на бережок, там, на песочке посижу.
Хозяин охотно захехекал шутке нового приезжего — сразу видно по манере держаться, что из переодетых благородных, наверняка на свидание ездил с какой-нибудь… Из молодых, да ранний. Но только с этаким-то чудищем у стремени разве укроешься от глаз людских? Выследят все кому ни лень, и собственные родители, и родственники его дамы… Но это их дела, господские, простым людям чуждые, совсем не нужные.
— Так я вам креслице и зонтик сейчас переставлю. А откуда вы знаете, что в той стороне песчаный, а не каменный бережок?
— Догадался. Переставляй, а я пока в конюшню загляну, как там Черника моя устроена?
Хозяин убежал с нетронутой кружкой вина в руках: вино обратно в кувшин, а счет за него — в общий счет, так уж полагается у рачительных хозяев.
Доспехи у Лина весьма надежные, но простенькие: кожаная сплошная рубашка с широким воротом, с вшитыми в нее металлическими бляхами, легкий шлем, который прямо на шапку надевается. Боевой стрелы, секиры и меча такой не отразит, но случайный удар по голове — смягчит, а то и вовсе погасит. Легкий походный лук, небольшая секира… Все для необременительного и относительно безопасного путешествия, но вот меч — настоящий, полновесный, подобранный Лину по руке. Этим мечом Лин с одинаковой ловкостью разрубает летящий дубовый лист и пополам перерубает тушку небольшого оленя. Нет. То есть, да: пояс с ножами он на себе оставит, а вся остальная сбруя пусть в комнате лежит: мирное же время, посреди Империи, забияк поблизости не видать, обе пары постояльцев — люди скромные и пожилые… Что же он будет как вьючный мул железо туда-сюда таскать?
