Джон Толкин - Легенда о Сигурде и Гудрун
Карлики всегда живут под землей или в камнях (так, эхо зовется dverg-mál — «разговор карлов») и обладают великими знаниями. Если карлик задержится под открытым небом после восхода солнца, то обратится в камень. В одной из эддических песней, «Речи Альвиса», бог Тор задает множество вопросов карлику по имени Альвис (Allvíss, то есть «Всемудрый»), и тот отвечает на вопросы до восхода солнца. Песнь заканчивается восклицанием Тора: «Карлик, ты uppi dagaðr», то есть «день застиг тебя», солнце тебя застигло.
Ход мыслей, вытекающий из вышеизложенного, вполне понятен, равно как и вывод. Темные альвы, черные как смола, и карлы, в скандинавской мифологии тесно связанные между собою, если не тождественные, — хранители сокровища в пещерах и скалах; Альбрих и Андвари; происхождение имени нибелунгов от группы слов со значением «темнота»; «сверхъестественное» рождение Хагена, его темное троллье обличие в «Саге о Тидреке». Согласно этой теории, таковы были нибелунги изначально: создания тьмы, темные альвы или карлики; а Зигфрид/Сигурд похитил у них несметное сокровище.
Эту «мифологическую» теорию в том или ином ее виде радикально оспаривают другие ученые. На основании топонимов и имен собственных в населенной бургундами области делается вывод о том, что Нибелунг — это имя могущественного бургундского семейства или клана. Если изложить дело как можно проще, на основании этого допущения утверждается, что клан Нибелунгов Бургундии (чисто человеческий!) либо действительно обладал огромным богатством, либо на очень ранней стадии ему такое богатство приписывалось. Таким образом, «клад Нибелунгов» — это фамильное сокровище бургундских королей.
В том, что мой отец придерживался «мифологической» теории в той или иной ее форме, сомневаться не приходится; однако его представления о процессе, в результате которого бургунды стали Нибелунгами, в письменном виде нигде не изложен связно и полно. Он предполагал (см. настоящее Приложение, с. 369), что связь «героя-драконоборца» с бургундским королем Гундахари начинается с «золота» как мотива, объясняющего нападение Аттилы (когда Аттила стал предводителем гуннов при уничтожении бургундского королевства в Вормсе). По мере того, как Гундахари (писал отец) отходил на задний план и терялся в прошлом, древние легенды о прирейнских волшебных кладах естественным образом были приписаны прославленному королю в Вормсе: «у этого сокровища, вероятно, уже появились стражи-демоны или карлы, но изначально оно совсем не обязательно идентично золоту Сигемунда, хотя вполне возможно, что и так».
«Очень похоже на то, — утверждал отец, — что герой, добывающий золотой клад, вторгся в историю бургундов, уже собрав вокруг себя вражеских Нифлунгов, которые лишили его жизни, невесты и сокровища. Исторические бургунды отчасти заняли их место, и, хотя полного слияния так и не произошло, они заметно “затемнились”». Отцу также казалось весьма вероятным, что «Песнь о нибелунгах» ближе к истокам «в том, что демонический и жестокий Хаген — не брат, но сподвижник, отдаленно связанный с бургундами. Очень может быть, что Хаген/Хёгни — это все, что осталось от некоего древнего мифического персонажа, изначально связанного с золотом или, по крайней мере, с мифической добургундской частью истории Сигурда».
По такого рода замечаниям в записях можно, наверное, предположить, что отец представлял себе происхождение ключевой части легенды следующим образом. Герой-драконоборца изначально отнял клад у темных, демонических нибелунгов (их отец со всей определенностью воспринимал как «исконных владельцев»). Вместе с ним в легенду о бургундах пришла история о том, как нибелунги в отместку умертвили его и забрали сокровище.
При слиянии этих двух легенд бургундские правители неизбежно стали его врагами: героя необходимо было убить, чтобы вернуть золото; и они, так сказать, отчасти унаследовали темную природу нибелунгов. «Демонический и жестокий» Хаген в итоге пришел из «нибелунговой» части этой комбинированной легенды, с его алчностью к золоту, которое он хранил до смерти, и с его неутолимой ненавистью к Зигфриду, который в результате погиб от руки Хагена. Хаген более или менее ассимилировался среди бургундов, а в скандинавской традиции (как Хёгни) слился с ними полностью; но бургунды со своей стороны стали Нибелунгами, или Нифлунгами.
Отец также предполагал, что демоническая невеста — это часть легендариума, привнесенного в историю бургундов вместе с героем-драконоборцем; и что, когда вместе с ним пришли его враги Нибелунги, они отняли у героя не только жизнь и сокровище, но и его нареченную. «Очень может быть, — писал отец, — что история о том, как у Сигурда Нифлунги отняли невесту, это часть древнего сюжета, перенесенного на бургундов. А невеста-валькирия сохранила в себе слишком много нечеловеческой свирепости, чтобы вполне вписаться в повествование».
Таким образом, клад, отнятый у Сигурда, стал (по иронии судьбы) Сокровищем Нибелунгов (каковым всегда и являлся), ибо Нибелунгами теперь были бургунды. А валькирию получил в жены Гуннар.
ПРИЛОЖЕНИЕ В
ПРОРИЦАНИЕ ВЁЛЬВЫ
Я включил сюда это стихотворение отца, написанное парнорифмованными двустишиями, как дополнение к вполне самостоятельному «Upphaf» при «Песни о Вёльсунгах», поскольку оно тоже навеяно эддической песней «Прорицание вёльвы» («Völuspá», см. комментарии к «Песни», с. 197–198).
Текст существует в виде единственной переписанной набело и художественно оформленной рукописи; ранних вариантов не сохранилось. Никаких сведений относительно ее датировки нет, но из общих соображений я склонен отнести ее к 1930-м годам.
Прорицание вёльвыС Востока великан грядет,
Щит каменный ему — оплот;
Змей, оковавший мир земной,
Взъярясь, воспрянет, над волной,
Взволнует Океана гладь:
Стихий уже не обуздать.
Свободу обретет в тот день
На Севере — корабль-тень:
Рать Хель нагрянет из-за вод.
Злой Локи цепи разорвет;
Чудовища за волком вслед
Ворвутся в мир преддверьем бед.
Сурт с Юга выступит в поход:
Его огонь леса пожрет,
И солнцем отразится блик
В клинках божественных владык.
Во прах низвергнутся холмы,
Род смертных вступит в царство тьмы.
Тогда затмится свет дневной,
Земля исчезнет под волной,
Расколется небесный свод
И звездный дождь на мир сойдет;
Спиралью заклубится пар,
Взовьется до небес пожар.
Есть дом от солнца вдалеке,
На тусклом взморье, на песке —
Где в Мертвый Берег бьет волна;
Дверь к северу обращена;
Сквозь дымник каплет яд дождем —
Из змей живых сплетен тот дом.
Сквозь струи вязкие бредут
Клятвопреступник, лжец и плут,
Предатель, трус и лиходей;
Их пожирает страшный змей:
Дракон, что гложет Иггдрасил,
Там трупов досыта вкусил.
Дракон направит свой полет
Над тусклой кромкой стылых вод,
Сквозь Нидафьёллир — напролом,
Неся умерших под крылом;
Нырнет — сомкнется вновь вода
Над мертвецами навсегда.
Но вот, юна и зелена,
Земля поднимется со дна,
И будут водопады течь
На брег с ее покатых плеч;
Орел, свободен и могуч,
Слетит за рыбой с горных круч.
Сойдутся боги, вновь восстав,
На Идавёлль, средь пышных трав,
Припомнят древний рок они —
И тьму, и Змея, и огни,
Былую мощь и мудрость слов
Исконного Отца Богов.
Отыщутся в траве полей
Фигуры золотых тавлей:
Что в Асгарде былой поры
Богам служили для игры,
И были золота полны
Дворцы блаженной старины.
Се! Прозреваю я чертог,
Как солнце, светел и высок:
Над Гимле льет он ясный свет,
В нем злу и горю места нет;
Кто духом чист и сердцем прям,
Днесь обретет блаженство там.
Вернется Бальдр, отступит мрак,
Несеяным созреет злак,
Разрушенный чертог богов,
Оплот небесных берегов,
Зазолотится вновь светло;
Под властью Бальдра сгинет зло.
ПРИЛОЖЕНИЕ С
