Ольга Силаева - Драконье лето
— Да. Конечно… — Квентин улыбнулся чему-то. — Тогда еще одно, последнее. Корлин из Кор — мой предок. Мы одна кровь; более того, он предназначил книгу своему роду. Нам. Я искал ее здесь все эти недели.
Анри бросил взгляд на Далена. Тот на миг опустил голову, и я поняла, что он ответит.
— Вы меня огорошили, признаюсь, — медленно начал Дален. — Но чародеи укрывались под крылом во все времена. Некоторые из них, — его рукава колыхнулись, — не уступали драконам в жестокости. Я не знаю, чего хотел Корлин. Я не знаю, искренни ли вы.
— Я опаснее всех в Галавере, я несу тонкий огонь драконам… — Квентин помолчал. — Возможно. Но Корлин оставил книгу своему роду, не ордену. Он верил в нас. Вы лучше меня знаете, что мы близки по рождению и по огню, а значит, и удержать мир мы сможем только вместе, — нотки в его голосе были почти умоляющими. Если моего слова недостаточно, вспомните Эрика Риста и глаза Эйлин. Война — не только сожженные деревни. Пепел, да вы двое потеряли не меньше, чем я! Когда поля покроются отсеченными крыльями, от нас отвернутся все. И придет высокая вода.
— Может быть. — Я видела, чего стоили Далену эти два слова. — Но отпускать вас мы не вправе.
— Это еще мягко сказано, — отрезал Анри. Его руки подрагивали. — Отпустить его в день, когда он заграбастал свиток по зеркальным плоскостям, в день, когда его сородичи сожгли деревню! И чего мы дождемся? Школы Кор на Серых холмах и магов по горло в воде? Отпустить! Скажете тоже…
— А как же красивые слова о драконах, чьи дети придут учиться в Галавер? Сказка?
— Вас я бы принял, — мягко ответил Дален. — Но не через ложь.
Квентин скрестил руки на груди. Упрямый мальчишка, что пытается убедить взрослых не отправлять его спать…
Анри и Дален переглянулись, не опуская ладоней. Квентин открыл рот. Метнул взгляд на шкафы, над которыми сидела я — и решительно тряхнул головой.
— Тогда это все. Вы пришли сюда не с пустыми руками, я надеюсь?
Анри отступил на шаг, поднимая руки. В руках Далена появился прозрачный цилиндр. Лекарь заваривал в таких чай, когда пациентов было мало. Мы сидели под треск свечей и крошили в кипяченую настойку сушеные яблоки…
Я зажмурилась. Послышался плеск. Затем звук льющейся воды.
— «Мы не герои мифов, но это ничего не меняет», — с усмешкой произнес Квентин. — Я готов идти с вами, господа.
Хлопнула дверь, и я осталась одна. В темноте.
«Выберись».
Я открыла глаза. Пора было спускаться.
ЧАСТЬ III
КОРЛИН
ГЛАВА 1
Квентин
Кап… Кап…
Чьи-то шаги, все тише и тише. Шаги? Нет. Здесь никого нет. Кажется, нет и меня. Тело исчезло. Я плыл в черной глухой пустоте, под веками взрывались круги света. Сердце билось все медленнее и медленнее. Кажется, я должен был знать почему, но голова отказывалась думать.
Кап, кап, кап…
Сколько недель прошло? Или минут? Я больше не могу здесь… но вода продолжала капать, и я знал, что буду слушать еще вечность, а потом придется все начать заново.
Глаза слипаются. Как в ту ночь, когда родители ушли. Точь-в-точь…
…Я устраиваюсь в кровати поудобнее. Глаза слипаются. Почему отец не понимает, что я хочу спать?
— Нам нужно уйти, — говорит он.
— Надолго?
— Насовсем.
— Я бы очень хотела остаться, — тихо говорит мама. Она стоит в углу, и тень от рыбацких сетей окутывает ее, как звездный свет. — Но это буду уже не я. А зачем тебе кто-то другой?
— Мне? Мне вообще никто не нужен, — сонно говорю я. — Но завтра я буду запускать воздушного змея, и я возьму тебя с собой.
— Не получится, — она качает головой. — Завтра мы будем далеко-далеко.
— Тогда я полечу с вами? — с надеждой спрашиваю я. — Можно?
Они переглядываются.
— Ну вот представь, — серьезно говорит мама, — что во всем мире никто не умеет летать.
— А я?
— И ты. И папа. И вообще кто угодно. А про тех, кто умел, помнят только ложь и грязь.
— А на самом деле они ничего плохого не делали?
— Ну… не все, — кашляет папа. — Некоторые очень даже постарались, чтобы благодарные потомки их запомнили как следует.
— Ты хочешь, чтобы так было? — безжалостно завершает мама.
— Нет, — растерянно отвечаю я. — А так точно будет?
— Так уже есть.
— А если вы уйдете и будете драться? Все запомнят, что вы были хорошие?
Папа фыркает и сотрясается в приступе беззвучного смеха.
— Вот уж точно, устами младенца!.. — отсмеявшись, произносит он. — Если мы не станем бороться, Квентин, очень скоро никого из нас не останется, и историю напишут победители. А фантазия, уверяю тебя, у них очень богатая. Если мы не будем делать настоящее, от будущего останутся рожки да ножки.
— А может, ну его, это будущее? — с надеждой спрашиваю я. — А?
Папа и мама одновременно опускают глаза, и я понимаю, что ничего не получится.
— Тысячи лет назад было по-другому, — мягко говорит мама. — И если мы не уйдем сегодня, никогда больше не будет.
— А почему мы сами не можем уйти тысячи лет назад?
— Потому что это трусость, — твердо отвечает папа. — Это наш мир. Наш дом. Мы оставляем его тебе.
Мама улыбается сквозь слезы. Мне кажется, если она подойдет, то останется насовсем. Она не подходит.
— А если у вас не получится? — требовательно спрашиваю я.
— Значит, получится у тебя, когда вырастешь.
Мы молчим. Я почему-то знаю, что ни маме, ни папе совсем не хочется лететь домой. Там теперь те, без крыльев, и маме с папой они не обрадуются.
— Обещай мне одну вещь, — говорит папа. — Здесь тебя никто искать не будет, если ты сам себя не выдашь. Пока растешь, не распускай крылья, ладно?
— А вдруг я разучусь летать, когда вырасту?
— Этого никогда не случится. Ты полетишь, Квентин. Ты вернешься домой.
Я долго думаю. Мне хочется в небо, но еще больше мне хочется, чтобы рядом, в пушистых облаках, была мама, а за спиной, отставая на взмах крыльев, летел папа. Без них мне страшно.
Но я никогда не скажу об этом папе.
— Обещаю.
— Ты полетишь.
Он целует меня в лоб, быстро поднимается и выходит.
— Мама?
Мама оборачивается.
— А я правда буду летать?
Она улыбается.
— Конечно. Но ты никому не говори, хорошо? Я люблю тебя.
Дверь с тихим стуком закрывается за ней.
Я хочу встать, но ноги такие тяжелые, а в кровати так тепло. И я закрываю глаза, а во сне два воздушных змея поднимаются над лужайкой и летят над ночными холмами.
