Сергей Волков - Стража последнего рубежа
Соня вдруг поняла, что должна, просто обязана помочь мистрессе. В конце концов, это она, Соня, затащила сюда сильверею! Разум еще только формулировал это, а руки сами собой начали осторожно прикасаться к энергетическим полям, по наитию выбирая те, что светились теплыми цветами. Едва девушка дотронулась до карминно-красных изломанных линий, очерчивающих стены и своды пещеры, как все ее тело пронзила острая боль. Но, упрямо закусив губу, Соня все глубже и глубже погружала ладони в дрожащее марево. Она не обращала внимания на рычащего каппа, надежно спутанного заклятием мистрессы, — не до него сейчас. Когда руки до запястий ушли в жгучую субстанцию, девушка сжала пальцы и потянула к себе то, что она назвала «мощью пещеры».
«Если я смогу взять немного этой силы и передать колдунье, ей станет легче», — думала Соня, вытягивая из стены прозрачный пылающий жгут. Он дрожал в руках, упругий и полный скованной до поры энергии. «А если всю эту мощь обрушить на демона?» — мысль эта вспыхнула в голове девушки, и она повернулась к мистрессе за помощью и советом.
Та, заметив движение, отвлеклась на секунду от заклятия, увидела, чем занята ее спутница, — и побелела от ужаса.
— Что ты делаешь?! Остановись!
— Я хочу… — от напряжения голос Сони дрогнул, — хочу убить эту тварь!
— Нет! — взвизгнула мистресса. — Ты нарушишь баланс сил! Равновесие системы! Взаимодействие полей! Здесь все рухнет! Стой!
Низкий гул прокатился по подземелью. Задрожали своды, с них посыпались песок и мелкие камешки. Каппа заревел, задергался в звенящем коконе — и тут Соня увидела червя. Гладкий, толстый, словно отлитый из черного полированного камня, он высунулся из тоннеля за спиной демона и принялся слепо шарить по пещере, извиваясь, как исполинское щупальце. Червь был совершенно гладким, он не делился на сегменты, не бугрился наростами и вообще не походил ни на один известный Соне организм, но девушка откуда-то знала, чувствовала, что это именно червь и где-то есть тот, кому он подчиняется и кто управляет этим чудовищным созданием. Тот, кто против них. Тот, чье внимание она, Соня, привлекла своим необдуманным поступком. И еще: тот, кому служит демон-палач.
И сразу пришла мысль: ни в коем случае нельзя бросать то, что она начала делать. Покрепче вцепившись в «мощь пещеры», Соня крикнула:
— Быстрее, Ольга Ивановна! Олег! Пожалуйста!
Сильверея с искаженным от страха лицом повернулась к забившемуся в щель между камнями шипуляку, стараясь не смотреть на слепо шарящего по подземелью червя, и вновь принялась за заклинание.
Очередная волна тяжкого грохота прокатилась по катакомбам, на стенах зазмеились трещины. И тут червь краем, случайно задел сеть, наброшенную мистрессой на каппа, — и она разлетелась сверкающими брызгами.
Демон, подхватив меч, шагнул вперед, оскалив рот в яростном крике, но голос его утонул в нескончаемом грохоте. Соня, уперев ногу в камень, вытягивала из стены пульсирующий энергетический канат, сияющий чистым пламенем, точно расплавленный металл в мартеновской печи. Было больно, очень больно. Временами девушке казалось, что ее руки уже сгорели до костей, но новым своим, чародейным зрением она видела — это всего лишь обманутые неизвестными дотоле ощущениями рецепторы кожи посылают в мозг ложные сигналы. Руки целы, хотя им и впрямь приходится очень несладко…
Каппа приблизился, подняв катану над головой. Червь, с освобождением демона словно обретший зрение, двигался чуть позади него, готовый поддержать и защитить своего слугу. Он напоминал исполинское копье, нацелившееся на Соню.
Страшный грохот потряс подземелье, пол заходил ходуном, сверху посыпался уже не песок, а крупные глыбы камня. Из тоннеля, по которому пришли Соня и мистресса, выкатилось облако пыли. Каппа закричал тонким, визгливым голосом и бросился в атаку. На мгновение Соне показалось, что она слышит стоны и вопли всех тех, кого убил демон за свою долгую жизнь. И точно в ответ взвыли сотни голосов погибших в пещере людей. Огненный отросток в руках девушки окрасился кровавым, распустился подобно цветку, и поток живого пламени ударил в грудь каппа. Демон вспыхнул, затряс руками, и тут червь нанес молниеносный удар. Соня отшатнулась, понимая, что это конец, что она не успеет уклониться, но черной птицей метнулась вперед мистресса, раскинув руки, — и заслонила собой девушку.
Соня с ужасом увидела, как черное копье вонзилось сильверее в грудь. Вскрикнув, девушка выпустила «мощь пещеры», бросаясь к упавшей на колени женщине. Поток пламени прошел у нее над головой, вспыхнула сбитая с головы шапочка. Попав под огненный удар, червь отдернулся и уполз во тьму. Одновременно ушел в камень и энергетический жгут. Стало тихо, лишь шипела, потрескивая, бесформенная темная масса на том месте, где секунду назад стоял каппа, да без слов причитал рядом с лежащей мистрессой несчастный шипуляк.
Склонившись над женщиной, Соня непослушными, утратившими чувствительность руками повернула ее голову — и испугалась той перемене, что произошла с лицом сильвереи. Личина слетела с нее, но истинный лик мистрессы тоже исказился — пергаментно пожелтела кожа, туго обтянув кости черепа, глаза ввалились, губы сморщились, роскошные черные волосы пожелтели.
— Он высосал меня… — прошамкала чуть слышно мистресса. — Это сама смерть… Беги отсюда… Беги, девочка… Ты сильна, но этот враг не по силам никому… Олег… Я не успела… Прости…
И едва только затихли последние слова, как с жутким хрустом морщинистый лоб женщины провалился, опала грудь, съежились руки, и вскоре на том месте, где только что лежало тело Ольги Ивановны Фиш, остались лишь лоскуты коричневой сморщенной кожи да проткнувшие ее почерневшие ребра.
Поднявшись на ноги, Соня огляделась. В голове у нее воцарилась странная, звенящая пустота. Не было ни страха, ни жалости, ни боли — одна только спокойная и оттого всесокрушающая ненависть. Затихшие Разлоги лежали перед Соней черными лабиринтами пустых, холодных каверн. Чудовищный червь оставил едва заметный след, ускользнув куда-то за грань чародейного зрения. Соню знобило, сердце билось медленно, и стук его отчетливо отдавался в ушах, будто кто-то бил в шаманский бубен.
Подобрав с пола кожаное пальто мистрессы, Соня надела его на себя, подняла шипуляка и, не оборачиваясь, пошла вперед, во тьму…
От Мыри пахло мокрой травой и мышами. Грязный домовой сидел на тумбочке, под самым абажуром лампы, и грелся. Утишая свой низкий басок, иногда и вовсе переходя на шепот, он рассказывал Тамаре о случившемся в поселке и на речном берегу.
— Мочана, плетунья горемычная, сразу загибла, порешили ее образины ниппонские. А Охохонюшка, браток мой верный, силу заклятия не сдержал. Вдарил так вдарил — всех врагов побил, но и сам… Эх, девка! Сколько дорог мы с ним прошли, сколько вражьей кровушки пролили, сколько браги выпили… Один я остался, как перст один. Отплатить я за порученников должон, вот что! За Охохонюшку и за Мочану-бедову… И потому не могу я к начальнику под ясны очи явиться. Упрячет он меня в покойницкую, на отдых. Противиться мне нельзя, я незнать приказной, краснопечатный. Стало быть, пусть покуда числюсь я без вестей пропавшим. Отдохнуть мне надоть, дух перевести, с мыслями собраться. Ты, девка, личениха правильная, с понятием. Не выдашь? Подмогнешь?
