Андрей Посняков - Шпион Темучина
И так – до полудня. А потом остановились на короткий отдых. Костра, правда, не раскладывали, опасаясь погони – уж слишком далеко был бы виден дым. Однако в переметных сумах нашелся и вяленый борц, и круглые катышки сухого сыра. Борц давно уже положили под седла – как раз успел размяться до такого состояния, что можно было жевать. В подобной ситуациях некоторые монгольские племена не брезговали и вскрыть жилу коня – напиться горячей кровь. Так, все всяких сомнений, поступил бы и Темучин, и тот же Джамуха, и Боорчу. Но только не Гамильдэ-Ичен, не Баурджин, вообще – не найманы – они ведь все же считали себя христианами и пить кровь брезговали. Пусть «вонючие дикари» пьют, если уж им так хочется. Хотя, если разобраться, так кто еще был дикарем – Темучин или, скажем, найманский хан Буюрук, старший сын ныне покойного Инанч-Бильгэ. Младшенький, Тэйбака, тоже оказался плохим христианином – все никак не мог поделить с братцем одну красавицу, бывшую супругу Инанч-хана, хотя и жен, и наложниц хватало у каждого.
– Теперь надо дать ему бежать. Запросится по малой нужде – развяжи ему руки, затем опять свяжи, да так, чтоб можно было легко развязать, – улучив момент, шепнул Баурджин. – Но чтобы все выглядело натурально, предатель не должен ничего заподозрить.
– Заподозрить? – Гамильдэ-Ичен презрительно передернул плечами. – Да куда этой лупоглазой сойке! У него уж ума… – Юноша покрутил пальцем у виска – жест, подсмотренный у Баурджина, – и присвистнул: – Вот уж поистине, только когда молчит, так, может, сойдет за умного. Ни одного ведь слова не проронил, пока ехали.
Посмотрев в сторону связанного Сухэ, с уныло склоненной головой сидевшего в пожухлой траве, Гамильдэ-Ичен вдруг улыбнулся и, смешно наморщив нос, сказал:
– Я знаю, как сделать его побег правдоподобным. Ну, то есть чтоб он так думал. Дай свою саблю, нойон! А сам отлучись… скажем, во-он в те кусточки по неотложному, вполне житейскому делу.
– Ты точно все рассчитал, Гамильдэ? – увидев вспыхнувшие глаза юноши, Баурджин подавил все сомнения, улыбнулся, протянул саблю и лишь пожелал: – Удачи!
Как и договорились, спрятался за кустами. Жимолость ли это была, а может, багульник, может, и вообще – малина или шиповник – князя сейчас не интересовало. Лишь все удачно прошло, лишь бы… Хотя – Гамильдэ-Ичен не дурак и опытный воин. Так что переживать-то?
Из-за кустов было видно – не очень, правда, хорошо, – как юноша с саблей в руках подошел к предателю. Ага, тот уже успел развязать руки – ненадежно оказался связан, так и было задумано… Вот вскинул голову, дернулся – видать, догадался, зачем пришел Гамильдэ-Ичен… Ну! Ну же!
Взмах сабли… О, как солнце вспыхнуло на клинке!
Ага! Гамильдэ согнулся… упал…
А предатель Сухэ опрометью бросился к пасшимся невдалеке лошадям. Вскочил в седло и взял с места в галоп. Так что из-под копыт полетела трава и комья жирной коричневой грязи, словно из-под колес буксующего грузовика.
– Ну, вот… – выходя из-за кустов, с удовлетворением произнес князь. – Ну, вот и славненько.
А Гамильдэ-Ичен между тем все лежал.
– Эй, эй! – нойон перешел на бег. – Что с тобой, парень?
Юноша наконец поднялся, шатаясь. Смущенно улыбаясь, он держался за руку, ту самую, что уже была не так давно ранена. Сквозь крепко сжатые пальцы проступала кровь.
– Что? Что такое? Ты ранен? Ах, как неудачно…
Гамильдэ-Ичен довольно расхохотался:
– Наоборот, очень удачно, князь! Пришлось придержать саблю, дать ему возможность выхватить у меня из-за пояса нож… и ударить. Я специально подставил раненую руку – чтоб сразу пошла кровь… А он-то, верно, думал, что поразил меня в живот… Дурачок!
– И все равно, – недовольно пробурчал Баурджин. – Можно было бы обойтись и без крови.
– Да как же без крови, нойон?! Ты же сам сказал – чтобы все выглядело натурально.
Ну, что сказать? Пришлось перевязывать. Поясом самого раненого, чем же еще-то? А после перевязки сломя голову нестись на запад! Да-да, на запад – к Онону, как и должно было сложиться в мозгах предателя. Доскакав до сопки, разложили костер. Быстро затоптали – лишь было видно, что останавливались. Тут, в кустах, оставили ленточку – якобы случайно зацепились; специально проехали по грязной луже, оставляя везде отпечатки копыт. Так и развлекались почти до самого вечера, пока Баурджин не сказал:
– Хватит.
И уж только тогда поворотили на юг. Нет, не к Керулену, а к Халкин-Голу, к озеру Буир-Нур – не такой уж и большой крюк получался, зато дорога не в пример удобнее. Да и враги вряд ли догадаются… хотя кто их знает? Но, по крайней мере, бросятся по настоящему следу не сразу.
Погоня настигла их только на пятый день, когда беглецы подъезжали к высокому перевалу. Погода портилась.
Глава 15
Проклятое место
Октябрь 1201 г. Восточная Монголия
Черной ночью превращался он в волка,
Светлым днем становился черным вороном…
Л. Данзан. Алтан ТобчиОторвавшись от преследователей, беглецы гнали коней почти весь день, лишь, как стемнело, укрылись в одном из распадков, где и провели ночь. А потом еще около трех дней ехали на юг, пока за синими вершинами сопок не заблестело огромное водяное зеркало – озеро Буир-Нур.
Погода снова улучшилась, дни стояли прозрачные, ясные, как почти всегда и бывает в Монголии. Хотя ночи выдавались холодные, по прикидкам Баурджина-Дубова, где-то даже до минус пяти-семи по Цельсию, однако к полудню солнце прогревало воздух примерно до плюс восемнадцати. Такие вот перепады – обычное дело в здешних местах. С утра еще под копытами коней трещал на лужах ледок, ну а ближе к обеду вновь возвращалось тепло, почти как летом.
В переметных сумах, как водится, нашлись и запасные тетивы для стрел, и наконечники, и точило, не говоря уже об огниве, так что голода путники не испытывали – изготовив луки, по пути стреляли дичь, в основном уток. С вечера жгли костер, не чинясь – во-первых, холодно, а во-вторых – и уток надо было на чем-то поджарить. Да и места вокруг тянулись людные – не раз и не два уже беглецы замечали за сопками синие дымки кочевий. Двигаться можно было без опаски, вряд ли погоня стала бы искать их здесь, далеко в стороне от прямого пути к Керулену.
На исходе третьего дня путники устроили привал на берегу Халкин-Гола. Как сильно подозревал Баурджин – примерно на том самом месте, где, схватив шальной осколок, погиб комполка Ремезов. Ну да, вон тут стояли пушки, там – переправа, а на той стороне – японские доты, сложенные из больших серых камней.
А туда, к западу, за сопкой – урочище Оргон-Чуулсу. По местным поверьям – проклятое, злое место. Баурджин невольно вздохнул – кто бы говорил…
