Наталья Авербух - Последний из Рода
— Силен, собака! — в сердцах, выпалил колдун. — Силы на него потратил — немерено! Ты не пугайся, Берсерк, сейчас полчасика посижу — оно получше станет.
— А у нас есть эти полчасика? — спросил я скептически. — Разбойники-то небось на подходе. Светопреставление ты устроил — Академии на зависть. У них на экзаменах так не бухает и не свистит, как сейчас было.
— Не прибегут… Этот… — Кольд запнулся, видимо исчерпав все те имена, которыми мог наградить старого мага, — …этот паук мух-то своих побаивался, у него тут все загорожено-закрыто. Ни туда ни обратно ходу нет.
— И как же мы выберемся? — встревожился я.
— Да вот, отдохну, и выберемся. Сломать-то эту защиту мне — раз плюнуть. Бухну чем поувесистей — и лопнет как мыльный пузырь.
Кольд огляделся, подошел к столу, нахмурившись осмотрел залитые зельями пергаменты и книги. Схватив банку, бухнул ее об пол с такой злостью, будто магическая вещица была в чем-то виновата, словно она по собственному желанию засосала нас в свое нутро.
— Рука болит? — спросил он, уже спокойней.
— Еще как, — подумав, я поднял колченогий стул и, с трудом пристроив его около уцелевшей стены, осторожно сел. Стул скрипнул, но выдержал. Эх, сейчас бы лечь! У меня все нутро отбито о стенки этой проклятой банки! Как я еще голову-то сумел не проломить?!
— Сейчас пройдет, — пообещал Кольд, осторожно, двумя пальцами, за сухой уголок поднимая со стола свиток.
— Ну давай, лечи, — согласился я. Кольд обернулся, приподняв в недоумении бровь. Я отметил, что морщинки начали разглаживаться, а серебряные нити из волос исчезали на глазах.
— Я не по этому делу, Берсерк, уж извини. Говорил же — убивать могу, а вот наоборот — это не ко мне. — Он вернулся к разбору бумаг покойника.
— Тогда это я до самых Костряков промучаюсь, — вздохнул я. Стул пугающе крякнул в ответ. Ух, рухлядь!
— А вот это ты зря, — Кольд буркнул. — Ты повнимательней-то к телу прислушайся — быстрей меня оклемаешься. Ты ж не человек, дубина! Когда это Воины по неделям поломанные ходили? Вас ранить-то — удача невероятная нужна, тело — что сталь. А уж ранил — беги. Тебе руку отруби — через пару дней новая вырастет.
Я выпучил глаза. Вот так ничего себе! Это ж чего меня так поломало-то тогда?! Не удержавшись, я поинтересовался у Кольда.
— Говорю ж — дубина ты, небитый еще, неполоманый, — Кольд присел на краешек стола, упершись ладонями и чуть откинув голову. — Что, думаешь, я такой потрепанный? Маг-то на мне сам царапины не оставил, а вот пока мы с тобой по банке летали — мне все тело разбило, одних ребер штук пять треснуло. Человеческая плоть слаба.
Он закряхтел, потирая грудь, я же последовал его совету и обнаружил, что колдун не соврал: тело все еще ломило, но боль утихала быстрее, чем после заклинания лечебного бывает. И рука почти прошла — пальцами шевелить совсем не больно.
— А ты думал, Огнь только забирает, ничего не даруя взамен? — понимающе усмехнулся Кольд. — Нет, Берсерк, он своих Воинов ценит и хранит.
— А раз он так их ценит и хранит, чего ж ты в него не ушел?! — огрызнулся я беззлобно. — Он тебе не платит ли случаем за то, чтоб других уйти соблазнял? С твоих слов мне прямо дар какой достался, а не проклятие!
Сверкнули синие глаза, на миг посветлели до холодной зимней голубизны, а потом колдун рассмеялся, но как-то горько, невесело:
— Я б ушел, Берсерк, с огромным удовольствием ушел бы… Только вот не примет он мою душонку черную. Не от него я… — Кольд замолчал, а потом неохотно, через силу продолжил: — Тебе повезло, Берсерк… Повезло родиться на свет Воином. Повезло…
И замолчал. Я ждал, но Кольд ничего не добавил. Осекся, нахмурился, будто виня себя за оговорку какую, за откровенность.
— Ну ты как? — спросил он, выдирая меня из дремы, в которую я провалился, сам того не поняв. — Саблю держать сможешь? Пора нам, а то твоя Нара извелась уже, точно на подмогу кинется…
Я встал, стул тут же зашатался и перекосился на одну сторону. И как я умудрился на нем усидеть? Тело слушалось беспрекословно — нигде не болело, ничего не тянуло. Словно и не было ничего! Словно месяц прошел, а не полчаса! Не соврал колдун, надо же…
— Идем, — Кольд спрыгнул со стола, потянулся. — Идем, Воин… Обнажи свою саблю — вдоволь сегодня она крови напьется…
Глаза жгло — едкий пот струился по лбу. Я все пытался не думать — не чувствовать, но каждый раз, когда моя сабля опускалась, что-то обрывалось внутри меня. Что-то менялось, уходило… Сначала было страшно, потом — пусто. В какой-то момент я понял — мне все равно. Мне плевать на этих людей, поднявших против меня оружие. Сабля легко порхала в руках, со свистом рассекая холодный воздух. Кто-то сзади схватил меня за волосы, потянул — я зарычал, ударил, не глядя. Отпустило…
И вот все — не с кем больше сражаться — лишь Кольд рядом… А я даже не запыхался, только холодно — до костей пробирает. И нет ни сожалений, ни отвращения к тому, что я натворил…
— Где похищенные? — спросил я у Кольда. Голос звучал глухо и как-то незнакомо. Будто и не мой… — Давай заберем их, и обратно — холодно тут…
Кольд пожал плечами и вытащил из-за пазухи банку — маленькую, раза в три меньше той, что нашей тюрьмой была. В банке что-то копошилось…
Кто-то копошился…
Я сглотнул. Вдруг горло сперло, а в глазах потемнело.
— Зачем? — спросил-каркнул. — Зачем тогда?!
И, не найдя слов, обвел вокруг себя руками. — Ты сказал…
— Я ничего тебе не говорил, Берсерк, — ответил жестко синеглазый колдун. — А вот зачем — это ты и сам должен понимать. Какой из тебя Воин, если ты крови не нюхал? Эти люди заслуживали смерти, ты лишь восстановил справедливость, ты верно послужил Огню и Реи'Линэ…
Учись, мой Воин, учись смеяться, глядя в глаза смерти. Учись жаждать этого — почувствуй вкус, наслаждайся, стремись… Давай же, мой Воин!
Я закусил губу, закрыл глаза… Нет, хватит на сегодня смертей, даже если кто-то заслужил ее больше, чем эти несчастные разбойники…
— Не суди о том, чего не понимаешь, Берсерк… — Он оказался рядом, не успел я вдох сделать, доказывая — даже подаренной Огнем силе не тягаться с его колдовством. — Ты все еще слишком… человек… Ты все еще не понимаешь, куда тебя привел избранный путь. И если мне придется — обманом ли, хитростью, — заставить тебя уничтожить всех разбойников Роси — я это сделаю. Потому, что на кону слишком многое.
— Их нужно было доставить в Костряки. Я не имел права… — Я сглотнул. — Я мог взять их живьем! Как ты не понимаешь — нет доблести… нет чести…
— Это ты не понимаешь! — Кольд прошипел. — Этим смертным уже вынесли приговор! Их нити были оборваны еще до того, как твоя сабля освободила их души от плоти! Человеческий суд — не смеши меня! Лишь мертвые смеют судить живых! Лишь мертвые смеют избирать, кому пришла пора уйти, кто не заслужил остаться!
