Марина Дяченко - Привратник
— Я крайне разочарован, Легиар, — сказал он голосом изголодавшейся змеи. — Край-не разочарован! Разве входила в наше соглашение возможность освобождения Маррана? Разве в другом соглашении мы не оговаривали порядок действий на случай внешней угрозы? Разве за последние три месяца вы не нарушили все мыслимые и немыслимые договорённости?
У меня ноги будто к полу прилипли. Охнул застывший в дверях Орвин.
— Аль, — в устах хозяина это сокращённое имя прозвучало особенно трогательно. — Я не спал много ночей. Я за трое суток покрыл немыслимое расстояние. Я смертельно устал. Ради неба, не будем начинать ВСЁ СНАЧАЛА! — под конец его спокойный голос вдруг сорвался на крик.
Бледный Орвин взял меня за плечо и выволок из комнаты. За нами захлопнулась дверь.
— Это их разговор, — сказал он с деланным хладнокровием. — Давай-ка, что он там говорил — вина, обед…
Из гостиной доносились приглушённые голоса — маги ссорились. Ларт что-то резко каркал, Эст шипел, как залитый водой костёр.
Орвин вытащил из кармана медную монетку, она сама собой крутнулась у него на ладони и, подпрыгнув, зависла в воздухе.
— Жаль Ящерицу, — сказал он вроде бы сам себе.
Голоса вдруг стихли. Монетка со звоном упала на пол.
Дверь распахнулась — на пороге встал Эст. Я отшатнулся, гадая о судьбе Легиара.
— Мда-а, — изрёк Эст как-то неопределённо, и тут, о счастье, за его спиной обнаружился Ларт. Глянул на меня, спросил отрывисто:
— Обед?
— Уже, — ответил я не слишком толково.
— Подавай, — распорядился хозяин и вернулся в гостиную.
Эст стоял неподвижно, буравил Орвина глазами, потом попросил глухо:
— Покажи.
Орвин закусил губу и вытащил из-под рубашки коричневую от ржавчины пластинку с прорезью.
Эст глянул на неё мельком и отвернулся. Длинное, неприятное лицо его вытянулось ещё больше и потемнело.
Обедали в гостиной. Я прислуживал за столом. Орвин ел много и жадно, Ларт мрачно царапал тарелку двузубой вилкой, Эст в основном пил, и я не мог избавиться от навязчивой мысли, что, наливая ему вино, обязательно накапаю на широкий гофрированный воротник.
Все молчали, и только механические часы, обрадованные возвращением хозяина, то и дело принимались играть мелодии и показывать в резных воротцах облупившиеся фигурки людей, животных и птиц.
Наконец Ларт поднял руку, и часы замолчали, не закончив такта.
— Итак, — сказал Легиар, ни к кому конкретно не обращаясь. — Итак, что это было?
Снова зависла пауза.
— Кровь Маррана на салфетке, — сказал Орвин. — Ящерица всё это время следила за ним, кровь давала ей знать, что он жив и здоров.
— И счастлив… — пробормотал Ларт сквозь зубы.
— Не думаю, чтоб он был так уж счастлив, — желчно заметил Эст. — Для всех было бы лучше, если б он стоял там, где мы его поставили.
Ларт угрюмо на него взглянул. Эст с демонстративным равнодушием пожал плечами.
— До сегодняшнего дня Марран был жив, — заметил Орвин. — Означает ли то, что случилось с каплями его крови, означает ли…
— Его смерть? — закончил Ларт, как бы раздумывая.
— Не надейтесь, — криво усмехнулся Эст. — В случае смерти капли сделались бы чёрными, как смола. Просто почернели бы… А судя по тому, что вы рассказываете, там был целый фейерверк…
— Этот фейерверк мне кое-что напоминает, — проронил Ларт.
Мне тоже, подумал я. Нечто недавнее и неприятное. Да! От такого вот огонька сгорел дом одной чванливой купчихи, сгорел, как свечка. А всё оттого, что вдова питала слабость к колдовским книгам, и одна из них вспыхнула сама собой, прямо в руках моего хозяина…
— Значит, Марран жив? — спросил Ларт в пространство.
— Жив ли… — вздохнул Орвин. — Ящерица, то есть Кастелла, считает его мертвецом.
— При чём здесь Кастелла? — поинтересовался Эст раздражённо.
— Она… — начал было Орвин и запнулся. — Она должна бы чувствовать, что он жив, понимаешь? А она не чувствует.
— Точно жив, — отрезал Эст. — Точно жив, но вне нашей досягаемости. Его нет на поверхности земли, а вы хотите, чтобы какая-то баба почувствовала это?
На этот раз тишина длилась даже дольше обычного.
— Завещание Первого Прорицателя, — сказал наконец Эст. — Что там говорится о Привратнике?
Орвин замялся:
— Ну, Аль, это ведь как трактовать… Прямым текстом ничего, но если читать между строк… По-видимому, Привратник станет как бы сосудом для Третьей силы, которой он откроет дверь. Третья сила обретёт его, он же получит возможность повелевать… Господин и раб — это, по сути, одно и то же.
Совсем одно и то же, подумал я, прибирая испачканные соусом тарелки.
— Хорошо, — протянул Эст со зловещим благодушием. — Значит, наш подающий надежды мальчик, исполненный самыми горячими чувствами к своим друзьям и учителям, скоро явится сюда во главе некой чудовищной силы?
Он всем корпусом обернулся к Легиару:
— Ларт, может быть, ты объяснишь, как исправить теперь последствия твоей… как бы это выразиться помягче… доброты? Как бы нам запихнуть его в какой-нибудь предмет прежде, чем он превратит нас в помойные кадки?
— Он лишился магического дара, — медленно сказал Легиар.
— Об этом говориться в прорицании, — оживился Орвин. — «Он маг и не маг. Он предал и предан. Он лишён дара, он был могущественен и стал беспомощен»…
Орвин осёкся, поскольку его цитата пришлась не совсем к месту.
Легиар опустил голову.
— Да, — сказал он глухо. — Не в добрый час я его освободил.
Эст смотрел на него мрачно и совершенно безжалостно:
— Думай, Ларт. Думай, как его остановить. Твоего выкормыша. Твоего любимца.
— Твоего тоже, — слабо огрызнулся Ларт.
— Вы не понимаете главного! — вмешался Орвин. — Дело не в Марране и его мести вам… Третья сила вывернет весь мир наизнанку… — он перевёл дух.
Эст спросил сквозь зубы:
— А зачем, Орви? Зачем это Третьей силе? Чего она, собственно, хочет?
Орвин провёл пальцем по краю бокала. Бокал пискнул.
— Никто не знает… И не может предположить. Это же не человеческая логика, понимаешь? Может быть, она хочет наказать нас за что-то… Или завоевать, скажем… А может быть, она коллекционирует солнца, развлекается?
Он усмехнулся — через силу и совсем не весело. Эст тоже вдруг оскалился:
— А если никто не знает, то что ж мы скулим раньше времени? «Вывернет мир наизнанку», да, Орви? А что, если это благодеяние для мира, если он уже вывернут, если эта ваша Третья — не мясник, а костоправ?
У Орвина, по-моему, даже губы затряслись:
— Как ты можешь… Вспомни прорицание, Аль, «земля присосётся к твоим подошвам и втянет во чрево своё… Ветви поймают в липкую паутину всех, имеющих крылья»…
