Терри Пратчетт - Вор времени
Игорь поморщился, но Кодекс нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах.
— Не хотейт ли фэр чашку чая? — спросил он.
Аудиторы бурили доктора дружными испепеляющими взглядами.
— Что еще за чай? — осведомился господин Белый.
— Это такой протокол! — отрезала леди ле Гион.
Господин Белый замялся. Протокол нужно соблюдать.
— Э…э… Да, Игорь, — промямлил Джереми. — Чай, пожалуйста. Да, пожалуйста.
— Ничего себе! — воскликнул доктор Хопкинс, совершенно не замечая атмосферу в комнате, в которой сейчас можно было бы плавить железо. — Как я вижу, ты закончил работу над часами! Настоящий шедевр!
Аудиторы переглянулись, когда доктор прошагал мимо них и уставился на стеклянный циферблат.
— Молодец, Джереми, хвалю, — сказал он, снимая очки и энергично полируя стеклышки. — А чем вызвано это приятное голубое свечение?
— Хрустальное кольцо, — пояснил Джереми. — Оно…
— Оно закручивает свет, — подсказала леди ле Гион. — Который потом пробивает дыру во вселенной.
— Правда? — изумился доктор Хопкинс, надевая очки. — Какая оригинальная идея! А кукушка в них есть?
ТикОдно из самых плохих восклицаний, которые человек может услышать высоко в небе, — это «Ой-ей!». Оно содержит в себе максимум выворачивающего кишки ужаса и по минимуму расходует дыхание.
Когда Лю-Цзе издал его, перевод Лобсангу не потребовался. Он следил за облаками в течение уже некоторого времени. Они становились все более черными, густыми и зловещими.
— Метловище покалывает пальцы! — крикнул Лю-Цзе.
— Потому что прямо над нами начинается гроза! — прокричал Лобсанг в ответ.
— А еще несколько минут назад небо было совершенно ясным!
До Анк-Морпорка оставалось всего ничего. Лобсанг уже мог различить некоторые самые высокие здания, петляющую по долине реку. Но гроза, казалось, наступала на город со всех сторон сразу.
— Нужно сажать эту штуку, пока это вообще возможно! — крикнул Лю-Цзе. — Держись…
Очень скоро помело летело всего в нескольких футах над капустными полями. Растения неслись сплошной зеленой полосой, едва не задевая сандалии Лобсанга.
Потом Лобсанг услышал междометие, которое, возможно, не было самым плохим, когда ты находишься в воздухе, но определенно не обещало ничего хорошего, если его издает человек у руля.
— Э…
— А ты вообще знаешь, как эту штуковину останавливать? — крикнул Лобсанг.
— Не совсем! — помотал головой Лю-Цзе. — Держись, я что-нибудь придумаю…
Метловище задралось вверх, но помело продолжало нестись в том же направлении. Прутья уже касались кочанов.
Только в конце поля им удалось снизить скорость и приземлиться в конце борозды, которая воняла так, как могут вонять только превращенные в кашу капустные листья.
— Ты хорошо умеешь нарезать время? — спросил метельщик, перепрыгивая через побитые растения.
— Ну, довольно-таки хорошо… — неуверенно произнес Лобсанг.
— Что ж, сейчас проверим!
Бежавший в сторону города Лю-Цзе превратился в бледно-голубой силуэт. Лобсанг догнал его только через сотню ярдов, но силуэт метельщика, нарезавшего время все тоньше и тоньше, продолжал таять. Ученик, стиснув зубы и напрягая все мышцы, поспешил за ним.
Когда дело касалось драк, старик, возможно, и мошенничал, но тут все было по-настоящему. Мир из голубого стал темно-синим, потом — чернильным, неестественно темным, словно его накрыла тень от затмения.
Они оказались в глубоком времени. И задерживаться тут надолго было нельзя. Даже если бы ты выдержал лютый холод, некоторым частям человеческого тела просто не рекомендовалось попадать сюда. Кроме того, если слишком глубоко погрузиться во время, а потом слишком быстро вынырнуть, можно было умереть…
Он, конечно, с таким не сталкивался, поскольку был еще учеником, но в некоторых классах на стенах висели весьма подробные рисунки. Жизнь человека могла стать очень, очень мучительной, когда его кровь начинала перемещаться во времени быстрее, чем кости. А кроме того, эта самая жизнь могла вдруг стать очень короткой.
— Я скоро… не выдержу, — задыхаясь, прокричал он, едва поспевая за Лю-Цзе в фиолетовом мраке.
— Выдержишь, — прохрипел метельщик. — Ты же способный малый!
— К такому… я… не был… готов! Город был совсем близко.
— К такому и нельзя подготовиться! — прорычал Лю-Цзе. — Ты, главное, действуй, и вот увидишь, у тебя все получится!
— А если не получится? — спросил Лобсанг. Бежать почему-то стало легче. Пропало ощущение, что кожа пытается сама себя освежевать.
— Об этом можешь не переживать. Мертвецам, как правило, все равно, — ответил Лю-Цзе. Он повернулся к ученику, и его злобная усмешка полыхнула в полумраке желтозубой дугой. — Ну как, получается?
— Я… на пределе…
— Отлично! А теперь, когда мы слегка размялись… — К ужасу Лобсанга, метельщик снова начал исчезать в темноте.
И тогда юноша призвал резервы, которых, как он знал, у него никогда не было. Яростным криком приказал печени оставаться внутри тела — настолько сильным, что ему даже показалось, будто мозг вот-вот разорвется, — и рванулся вперед.
Очень скоро он поравнялся во времени с Лю-Цзе.
— Все еще здесь? Ну, последнее усилие, отрок!
— Не могу!
— Куда ты денешься?
Лобсанг набрал полные легкие ледяного воздуха и упал вперед… туда, где свет вдруг стал приятного бледно-голубого оттенка. Лю-Цзе уже бежал трусцой меж замершими повозками и неподвижными людьми рядом с городскими воротами.
— Вот видишь? Раз плюнуть, — сказал метельщик. — Просто держи ритм, и все. Действуй спокойно, равномерно.
Это было похоже на хождение по канату. Главное — не думать.
— Но во всех свитках говорится, что из синего ты переходишь в фиолетовый, потом — в черный, а затем упираешься в Стену, — изумился Лобсанг.
— Ох уж мне эти свитки, — произнес Лю-Цзе и замолчал, словно одним своим тоном объяснил все на свете. Но потом все же добавил: — Видишь ли, отрок, это впадина Циммермана. Запомни, где ее искать, может, пригодится. Настоятель говорил, мол, это как-то связано… как же он выразился?., ах да, с пограничными условиями. Это что-то вроде… пены, которая появляется на кромке прилива. Мы на самом краю, мой мальчик.
— Но тут я могу дышать!
— Да. А этого, по идее, не может быть. Но немного двигайся из стороны в сторону, иначе израсходуешь весь воздух вокруг тела. Старый, добрый Циммерман… Был одним из лучших. И он утверждал, что где-то совсем рядом со Стеной будет второй такой провал.
