Эдуард Веркин - Место Снов
– Придурок! – крикнул Зимин. – Лучше ума себе пожелай…
– Я имел в виду бицепс! – Ляжка показал язык. – Исключительно бицепс…
Какая гадость, думал Зимин. С тобой случается настоящее чудо, ты попадаешь в мир, где возможно практически все, а тут какой-то идиот вслух мечтает о том, как хорошо бы волшебным способом увеличить свои мускульные кондиции до волшебных размеров.
Лара тряхнула головой, и Зимин лишний раз ею восхитился. И головой Лары и самой Ларой. Ларой в целом. А чего было еще делать, как не восхищаться? Лара была красива.
– Пашка мне обещал такую кофемолку еще привезти, старинную. Чтобы у нее был характер. Это ведь так здорово – вещь с характером! Если есть настроение – она кофе мелет, а если нет – то не мелет.
– Да уж, – кивнул Зимин. – Здорово. Здоровее не бывает.
– Я собираю вещи с характером. Мне их все Пашка привозит. Каждый раз как приезжает, так и привозит. И кресло, и люстру. А в этот раз кофемолку обещал. Как приедет – так привезет.
– Кофемолка – это круто, – сказал Зимин. – У меня тоже есть кофемолка, только не волшебная, дрянная.
– Это здорово!
– А что ты все-таки будешь делать, когда повзрослеешь? – спросил вдруг Зимин. – Уйдешь отсюда?
– Не знаю. У меня Леха, он без меня не сможет. Я за него в ответе, он меня слушается…
– Знаем эту песню. – Зимин взял и сделал то, что делает каждый настоящий мужик, оказавшийся на мосту.
Он плюнул, потому что вид падающего в воду плевка его всегда магнетизировал. И мостовик, стороживший свое счастье в ста метрах ниже по течению, попытался поймать плевок и увековечить его в баночку, но это у него не получилось – плевок рассеялся, и мостовик понял, что надежды нет никакой. Этим же вечером, когда единорог пришел к ручью подманивать рыбу, мостовик выскочил из укрытия и огрел его древней корягой, хотя сам не знал, зачем он это сделал, сердце подсказало.
– И почему все парни все время плюют в воду? – спросила Лара. – И Пашка тоже. Сидим на мосту, смотрим на закат, а он все в воду плюет.
– Больше не будет он плевать, – сказал Зимин. – У него больше нет этой привычки.
– Почему? – испугалась Лара.
– Потому что он мертв.
Ляжка услышал это, закрыл глаза и громко скрипнул зубами.
– Баран, – крикнул он. – Лариска, он шутит. Это он специально, чтобы тебя позлить. Этот баран в тебя…
– Его убили! – тоже крикнул Зимин. – Красный волк. Перец подпрыгнул и уцепился рукой, а красный волк достал его и перегрыз шею. Он мертв. Во всяком случае, он мертв здесь. А там он уже нашел себе новую дуру с красными волосами и водит ее в стереокино! Они жрут поп-корн и запивают его колой…
Лара молчала.
– Ты это понимаешь? – продолжал Зимин. – Его больше нет тут. Да если уж говорить по правде, сэр Персиваль – большое дерьмо! Разыгрывал из себя рыцаря, а сам – обычный…
Лара смотрела в воду.
– А ты за ним бегаешь! Забудь…
Лара смотрела в воду.
– Он… он… Да он про тебя анекдоты рассказывал…
Лара встала и ушла. Зимин остался один. На мост поднялся Ляжка.
– Слушай, Зима, – сказал он. – Только-только устроились, как вдруг ты решил играть в откровенности! Чего ты ей рассказал? Эта дура нас бы кормила до пришествия своего Персиваля, то есть всегда. Халявная жрачка на таком курорте! Ты что, с тыквой в ссоре? А может, тебе здешний воздух вредит, а?
Зимин молчал.
– Ты просто свинья! – бесился Ляжка. – Понос ты мороженый, вот ты кто! Затащил меня сюда, в Страну Туфты, и теперь, значит, встал в благородную позу лотоса! Только жизнь наладилась, только нашли лохушку, а ты!
Со стороны дома Лары показался Игги. Он бежал веселой рысцой, к седлу были прицеплены оружие и броня Зимина, на морде у Игги было нарисовано предчувствие долгих путешествий, всевозможных радостей и побед.
– Вот! – крикнул Ляжка. – Вот чего ты добился. Нас выставили!
– Можешь оставаться, – сказал Зимин. – Тебя никто не гонит. Наверняка…
– А отличный замес, – обрадовался Ляжка. – Я так и сделаю. А ты рыцарь Хвост Собачий пошел отсюда мелкими шагами! Я теперь сам по себе человек в рубашке.
Зимин снял с седла арбалет и натянул крюком тетиву.
– Что, ты меня пристрелить собираешься? – хмыкнул Ляжка. – Так не получится. Слабенько тебе, калявый. Ты слабак. И там был слабаком. И здесь слабак… Ты и в быка не попадешь!
Зимин надавил на крючок. Жила дернула воздух, стрела прошла в сантиметре над головой у Ляжки, Ляжка ойкнул и свалился спиной в реку.
– Тебе, смерд, надо охладиться, – сказал Зимин.
Он вскочил в седло и натянул поводья, всегда спокойный Игги заржал и даже встал на дыбы, отчего Ляжка свалился вторично.
– И да будет так, – сказал Зимин и уехал от Лары, от Ляжки и от Бирюзовой Горы, оставив за собой тишину и воду бессмертия.
И в нем не вздрогнул ни один мускул, и сердце не затрепетало, потому что мужчины не плачут, это давно известно всем, каждой собаке.
Глава 19
Пустынные мысли
Зимин путешествовал в полупустыне уже два дня. Питался в основном манной – жесткими круглыми шариками, которые падали с неба по утрам с тупой регулярностью. По вкусу шарики напоминали крекеры самого дешевого разбора, есть их было очень трудно. Впрочем, у шариков имелся один большой плюс – для того чтобы сбить аппетит, достаточно было съесть всего пять штук. Делал так – набирал в горсть и дробил, а потом зажевывал стеблями какого-то зеленого питательного растения. Если при этом представлять, допустим, бабушкины пирожки или даже Ларискину окрошку со льдом, то манные шарики не казались такими уж отвратительными и черствыми.
Пробовал вытрясти из кофемолки кофе, но кофемолка не поддалась. Зимин хотел ее выкинуть, но пожалел, нагрузил на Игги.
За эти два дня Зимин никого не встретил. Пару раз он видел каких-то неаппетитных ящериц и слоновьи перекати-поле. Они катились огромными серыми комками и напоминали верблюдов. Иногда Зимину казалось, что это миражи, и тогда он стрелял в них из арбалета, чтобы проверить.
Утром в полупустыне был туман. Туман поглощал все звуки и сгущал их в росу, эту росу можно было поймать на листьях питательного растения. Игги ловил росу губами и пил таким образом. Зимин поступал по-другому: он громко кричал и подставлял шлем – звуковые колебания разлагали внутритуманные связи, и туман проливался водой. Если покричать минут двадцать, можно набрать полшлема воды и хорошенько напиться.
В тумане Зимин никуда не ехал, он снимал попону, клал ее на песок и спал, потому что ночью спать было невозможно из-за холода, а днем из-за жары. Зимин спал в тумане, это было здорово.
В тумане приходили мысли. Зимин закутывался в пончо и думал. Вспоминал дом. Не, он не скучал, потому что в таком возрасте не скучают еще по родителям. Скучают по дому. И Зимин скучал по дому. Вернее, по своей комнате. Подсчитывал, какой месяц там. Получался где-то октябрь. Все уродцы пошли в школу и впитывают теперь вовсю бессмысленную премудрость. В одно ухо впитывают, в другое проливают. Сидят, бедолаги, тоскуя по будущей весне, оплакивая недосягаемую свободу.
