Людмила Астахова - Бог из машины
А тут и отделение северных графств грянуло, застигнув преподобного Мариера в канаваррском городишке Мулме. Вот уж не повезло так не повезло. Как раз аккурат накануне издания Эском манифеста в мулманском храме произошла драка. Девицу пятнадцати юных годов обрюхатили, но кто из трех ухажеров постарался, она и сама не знала, а опозоренный папаша явился в храм требовать от тива магического опознания отца будущего внука. Тот бы и рад, но ничего не вышло. Предвечному начхать оказалось на девку-дуру и сельскую честь. Слово за слово, разгорелся неслыханный скандал. Девицын папаша заявил, дескать, не надо нам таких богов, которые прибор положили на верящий в них народ. Тив за ответом в карман не полез. Сказал, что вместо богохульства неплохо было бы за дочкой следить тщательнее. Дошло до мордобоя, и бедную девку так в драке затолкали, что она и дитя скинула, и сама померла от кровотечения. В отместку родня покойной традиционно сожгла дом тива вместе со всеми его домочадцами.
Словом, в Мулме какое-то время в тивстве лучше было не признаваться, а посему Мариер попросился в судомои при гостиничной кухне. И молча полоскал тарелки в мыльном чане под призывы резать тивов и жечь храмы, раздающиеся из трапезной, и думал о том, по какой такой причине все эти люди из глубоко верующих превратились в озверелых безбожников. Это же они всего полвека назад полагали эсмондов высшими существами, которым чуждо все человеческое, это же они каждый день хоть на минутку, но забегали в храм, чтобы поблагодарить Предвечного лично, это они страшились его гнева пуще смерти. Куда все это делось? Хватило двух лет подговоров и смущения умов, чтобы Вера, которой на этой земле без малого семьсот лет, утратила всякую ценность в глазах синтафцев.
– Эй, Ма́ри, помоги-ка Симоле! Вишь, девка с ног валится! – прикрикнула на беглого тива старшая кухарка. – Марш в трапезную тарелки собирать!
Муж ее – безногий капрал – писарем при управляющем сидел, и тетка чувствовала себя королевой кухни.
И Мариер поплелся в общий зал. Теперь главное – не поскользнуться на пивной луже.
– …А вот я что скажу, братья! – вещал тощий длинноволосый тип в забрызганном грязью до плеч сюртуке. – Сами мы виноваты! Нечего было за каждым чихом в храм бегать. Чирей на заду вскочил – сразу к тиву бежим, мол, сведи магией болячку. Булавку швея потеряла – опять за помощью к Предвечному. Разбаловались, разленились, развратились мы с этой магией. Скоро задницы…
– И передницы! – хохотнул его сотрапезник, разбрызгивая вокруг себя кусочки недожеванной тушеной капусты, которой набивал рот.
– И передницы без магии отыскать не сможем. Разве для того Вера нужна, чтобы люди превратились в ленивый скот, которому каждую минуту требуется пастух? Я вот так не думаю.
«Агитатор», – догадался Мариер. Он таких навидался еще в Солонице. Присмотрелся получше. Ну, так и есть! Сапоги стоптаны, плащ в пыли, шея аж черная от грязи, цилиндр облезлый и засаленный. Небось всю Канаварри исходил-изъездил вдоль и поперек, агитируя против Предвечного. Эсков проклятый слеток! Развелось их немеряно, и все идейные, с огнем во взоре.
– А ледоход? А засуха? Как с ними еще бороться? – вопрошали заинтересованные слушатели.
– Ледяной затор пушкой расстрелять, если уж на то пошло, – нашелся длинноволосый.
– А с засухой чего делать прикажешь?
– А чего наши прапрадеды до Предвечного делали? – парировал он.
– Так у них богини были.
– Которые за них землю пахали?
И, в общем-то, беглый тив с патлатым провокатором не мог не согласиться. В той части, которая касалась меркантильного отношения народа к Предвечному. В храм, словно в лавку бакалейную, ходят ведь. «Ты, бог, мне отвесь-ка во-о-о-от той крупы подешевле, и маслица постного, и сахарную голову, а я, значица, тебе, так и быть, отвешу поклонов, прочитаю пять канонов и аж до следующего заката буду верить, что ты силен и могуч». Противно!
С другой стороны, придешь в храм, а там за каждую мелочь изволь платить медный лейд. Тив пальцем не пошевелит без оплаты.
«Сами виноваты. Нету невиновных ни с какой стороны», – вынужден был признать Мариер Той. Самое время для честности – когда собираешь по трапезной грязные тарелки с объедками.
– И все же чего делать будем, когда эсмонды соберутся да и отомстят? – спросил мужик с начисто отрубленным ухом – то ли бывший солдат, то ли просто завзятый драчун.
– За что? – изумился сидящий рядом дядька в недорогом сюртуке, наивно хлопая ресницами. Приказчик? Бродячий торговец?
– За то, что за Эском пошли!
– Так то ж не мы пошли сами, то ж наши графья подались под крыло к эскизарцу.
– Ну да! А кто тебя слушать станет, когда с неба кровавый дождь вперемешку с градом пойдет? – ухмыльнулся недобро корноухий своему наивному собутыльнику и снова обратился к агитатору: – Что из Синтафа слышно-то? Войной когда на нас пойдут? Или сначала пакостей натворят по своему обыкновению?
Беглый тив примерно представлял себе, какие бедствия теоретически могут обрушить на мятежные провинции его гораздо более могущественные коллеги. Ничего хорошего Канаварри не ожидает – это точно. Да и Янамари тоже. Голову в плечи втянул и поспешил было спрятаться на кухне. Однако же вдруг застыл на месте как вкопанный.
Поднос выпал из рук, тарелки грохнулись об пол, брызнув осколками в разные стороны. Мариера развернуло лицом к собравшимся в трапезной людям, и изо рта помимо воли потекли слова:
– За отречение, за предательство, за мятеж повинны вы гнева Предвечного, его казни падут на ваши треклятые головы!
Само собой, беглый солоницкий тив никогда не видел Благословенного Святого Хереварда Оро и не слышал его голоса, но именно высший иерарх Эсмонд-Круга сейчас вещал через несчастного Мариера. Со времен Завоевания не случалось ничего подобного. В те далекие времена диллайнские маги были так сильны, что даже гонцами не пользовались. Об этом сейчас только из книжек и можно узнать, до которых не каждого преподобного допустят, чтоб не смущать умы наглядным примером убывания магической силы.
Однако же нашлось средство, заставившее всех тивов по всему Синтафу, в его первоначальных границах, вещать голосом Благословенного Святого и стращать народ всевозможными ужасами. Мариер все понимал, оставаясь в здравом уме, но совладать с подчинившей его волю силой не мог.
– Не останется на полях ни зернышка, и в реках потечет яд. Смерть вам, предатели! Не будет вам покоя и мира, проклятые еретики! И когда вы сдохнете, земля ваша, имущество и сбережения будут отданы тем, кто остался верен. Ибо Предвечному не нужен народ, готовый усомниться и переметнуться к…
