Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 4. Чёлн на миллион лет
Первое укрытие ей дал монастырский сад. Как долго эти деревья радовали ее и сестер по вере удивительной бело-розовой кипенью весной, шуршали зеленью летом, даровали свежие сладкие плоды осенью, а зимой их прекрасная нагота разрушала серое уныние и однообразие. Счет годам, проведенным в монастыре, был утерян, оставив по себе лишь беглую память об отдельных людях. Елена, сварливая Марина, дородная безмятежная Юлиана, настоятель Симеон, прячущий свою степенность за необъятной бородой, — его давно нет в живых, все они призраки, да и она сама, быть может, тоже мертва, хоть и не дано ей успокоения. И вот теперь она, как русалка, ползет обратно к родной реке.
За садом начиналось пастбище. На миг подумалось, что лучше бы затаиться среди деревьев до наступления ночи. Но пережитый ужас гнал ее вперед, и она сама не заметила, как двинулась дальше почти ползком — змея, да и только. Навык скрытного движения вернулся легко, что и немудрено: усвоила-то она его еще в детстве. До пришествия Христа на Русь, да и потом, женщины бродили по лесам не хуже мужчин, хоть и предпочитали не забираться в темные чащобы без троп, где таятся хищные твари и демоны, а держаться ближе к солнечным опушкам, богатым ягодами и орехами. Пожалуй, до сих пор лес оставался ей ближе, чем монастырь. Но что случилось там, в монастыре, после того как враг подошел к его стенам? Что? Ни проблеска памяти.
Внезапный глухой звук заставил ее распластаться в траве. Несмотря на усталость, сердце отозвалось на этот звук бешеным стуком, а в висках что-то тоненько засвистело. Хорошо, что она не осталась в саду: среди деревьев замелькали татарские лошадки. Одного из всадников она разглядела отчетливо — широкое смуглое лицо, раскосые щелочки глаз, жидкая бороденка. Сдается, она встречалась с ним. А может, он был среди тех, кто овладел ею там, в часовне?
Они проехали совсем близко, но ее не увидели. В груди поднялась волна благодарности. Только позже, много позже она поняла, что благодарность была обращена не к Господу и его святым, а к Дажбогу, повелителю небесного огня, защитнику слабых. Еще одно давнее воспоминание, еще один призрак.
Ко времени, когда она достигла болот, горизонт уже тронули сумерки. Дымы над Переяславлем по-прежнему были окрашены красными сполохами; окрестные деревни, вероятно, уже выгорели дотла. Кучками мерцали татарские костры, мелкие и кровавые, как и те, кто их запалил.
Прохладная грязь начала просачиваться в обувку, облила пальцы ног, поднялась до щиколоток. Варвара нашла бугорок, поросший сырой травой, и опустилась на него, скрючившись, вцепившись в упругий дерн и рыхлую почву. Земля, матерь всех и вся, прижми меня к себе, не отпускай, утешь свое несчастное дитя!
Проступили первые звезды. Она набралась решимости поплакать. Потом стянула с тела платье, слой за слоем. Ветерок овеял наготу лаской, и, связав одежки узелком, она прошлепала сквозь камыши до чистой воды. Наконец-то она может промыть рот и горло, напиться от души. Течение было медленным, кода не спеша обтекала каждую опаленную клеточку. Варвара яростно мыла и скребла себя, снова, снова и снова. Река миловала, голубила — женщина открыла ей свои чресла, повторяя молитвенно: «Очисти меня…»
Света звезд и Млечного Пути оказалось довольно, чтоб она нашла дорогу назад и постояла на бугорке, пока ветерок не обсушил ее. Обсушил до дрожи, но быстро. Губы тронула усмешка — что было бы, оставайся волосы длинными, однако они были острижены, спасибо монастырю, сегодня это кстати. Натягивая одежду, она ощутила тошноту — теперь стало ясно, что тряпки провоняли потом, кровью, татарами, и надеть их на себя стоило чуть не последних сил. Наверное, можно бы пока обойтись без одежды, но хотелось защититься от назойливого запаха дыма. Еще одно наследие, еще один урок веков — надлежит укрываться от холода ночи. Сколько она себя помнит, болезни обходили ее стороной, но сегодня она ослабла так, что лихорадка может и одолеть ее…
Съежившись на своем бугорке. Варвара погрузилась 8 полусон. Только призраки не оставляли ее, тараторили без умолку.
Рассвет привел ее в чувство, она чихнула, застонала, вздрогнула. По мере того как на земле креп день, такая же холодная ясность нарастала и в сердце. Осторожно шелохнувшись в своем убежище, она убедилась, что руки и ноги снова начали слушаться, да и боль смягчилась. Конечно, раны еще поноют, но как потеплеет — притихнут и вскорости заживут.
Держалась она скрытно, глубоко в камышах, хотя время от времени дерзала осторожно выглянуть наружу. Видела, как татары водили лошадей на водопой, но река милостиво унесла их запахи прежде, чем вонь достигла Варвары. Видела, как она скачут то туда, то сюда, а нередко и возвращаются, нагруженные добычей. Мельком, когда лагерные толпы чуть раздвигались, видела и пленников под конной охраной — юношей, молодых женщин, кого стоило держать в рабстве. Все остальные лежали мертвыми на пожарищах.
Памяти о последних часах в монастыре по-прежнему не было: наверное, стукнули по голове. В общем-то, нужды все доподлинно вспомнить она не испытывала, происшедшее нетрудно было восполнить в воображении. Как только захватчики вломились в святые стены, монахини, надо думать, бросились врассыпную. Не исключено, что именно она, Варвара, схватила Елену за руку и потащила в часовню святой Евдокии. Маленькая часовня стояла на отшибе, никаких ценностей там не держали, и можно было надеяться, что дьяволы обойдут ее стороной. Увы, не обошли.
А что потом? Как умерла Елена? Сама Варвара — что ж, вероятно, она пыталась сопротивляться, и потребовалось трое или четверо, чтобы держать ее по очереди. Варвара была крупная, сильная, прошла многие испытания, привыкла сама стоять за себя. Кто-то из татар, возможно, после того как она его укусила, грохнул ее затылком об пол. А Елена, напротив, была маленькой, хрупкой, мечтательной тихоней. Елена только и могла, что лежать там, куда ее бросили, пока насильники продолжали свое грязное дело. И, возможно, последний из них по примеру своего дружка, расправившегося с Варварой, усмехнулся и проделал то же самое с Еленой, только ее-то удар убил на месте. Они поди решили, что Варвара умерла тоже, подтянули штаны и у шли, — а скорее, им было просто все равно.
Спасибо, хоть не потянулись за ножами. Ножевой раны Варвара могла бы и не пережить. Череп у нее оказался крепким, но пусти они в ход ножи, она могла бы и не очнуться вовремя и не выползти из часовни — и жизненная сила, позволяющая ей держаться не старея, тут не помогла бы. Следовало бы вознести хвалу Господу, что случилось именно так, а не иначе.
— Нет, — прошептала она, — сначала прими мою благодарность за то, что Елена мертва. Насилие сломило бы ее, воспоминания терзали бы ее днем и ночью, не отпускали бы ни на шаг…
