Пола Вольски - Сумеречные врата
— От кого? От меня? Она не станет слушать и слова из моих уст. Мне запрещено даже приближаться к ней. Или вы сами надеетесь ее убедить? Не надейтесь, при всем вашем красноречии и дерзости — даже при том, что вы напоминаете авескийца и прекрасно владеете языком — вы остаетесь вонарцем, а она числит за вашим народом много обид, нанесенных как всему нашему народу, так и ей самой. Гочалла убеждена, что стоит изгнать вонарцев из Авескии, и все будет хорошо. Разумеется, она все несколько упрощает, но от этого убеждения не откажется.
— Но при первой встрече я, по-моему, произвел на нее приятное впечатление…
— Даже если она и вспомнит вас, это ничего не изменит. Вы — вонарец, и стоит ей узнать, что вы пытаетесь выведать семейные тайны, она без колебаний скормит вас поджидающим в саду вивурам. Вы и не представляете, сколько горечи накопилось у нее в душе.
— Если уж она так нас ненавидит, почему не призовет меньших богов, чтобы с их помощью избавить Авескию от Вонара? Самый простой способ.
Джатонди взглянула на него широко открытыми глазами.
— Я ни разу не осмелилась ее спросить, — тихо призналась она.
— Но вы тоже об этом думали? Да, понимаю.
— Это не имеет значения.
— Или она не верит, что боги справятся с таким делом? — настаивал Ренилл. — Или просто боится, что они не ответят?
— Быть может, ей не хочется проверять. — Джатонди, казалось, говорила сама с собой.
— А вы не хотели бы проверить, гочанна?
В ее черных глазах блеснули голубые искры. Да, конечно, она хотела бы. Такие, как она, не терпят неуверенности.
— Мои желания не относятся к делу. Я уже объяснила вам.
— Те знания, о которых вы говорили — назовем их волшебством, за неимением лучшего определения — им владеет только ваша матушка?
— Только она.
— И она хранит все в памяти? Никаких записей?
— Если и есть записи, они для меня недоступны. В общем-то, я не знаю. — Джатонди задумалась. — Есть одна комната, ее называют Святыня Ширардира, в самом сердце УудПрая. Она была построена первой, и уже вокруг нее разрастался дворец, словно древесные кольца вокруг сердцевины. Не знаю наверняка, правда ли это. Семейное предание гласит, что в Святыне когда-то работал сам Ширардир, упражняясь в своем высоком мастерстве. Говорят, там все еще хранятся талисманы, списки и орудия мага. Если записи, из которых мои предки узнали о богах и стране Ирруле, и существуют, то они хранятся там.
— Вы когда-нибудь бывали в той комнате?
— Никогда не ступала даже на порог. Дверь всегда заперта.
— А ключи у вашей матери?
— К ней нет ключей, по крайней мере, таких, как вы себе представляете. Двери Святыни заперты на слышащий замок.
— Это что такое?
— Дверь открывается, если произнести вслух тайный пароль. Я его не знаю.
— Однако вы могли бы узнать его у матушки.
— Никогда. Дерзни я спросить, она бы ударила меня по лицу.
— Так не спрашивайте.
— Что вы предлагаете?
— Из простой предосторожности, не говоря о других причинах, Лучезарная должна была где-то записать пароль. Она могла скрыть запись в своих записках, среди писем или в шкатулке с драгоценностями.
— И вы… осмелились… предложить мне обокрасть собственную мать?
— Что вы, ни в коем случае! Не надо ничего брать. Просто посмотрите.
— То есть выкрасть тайну, и это точно такая же низость, как и обычное воровство.
— Но ведь эта тайна принадлежит вам по праву рождения — в конце концов, вы такая же наследница Ширардира Великолепного, как и сама гочалла. Эта тайна принадлежит вам так же, как и ей.
— Жалкие отговорки. Вы сами знаете, что толкаете меня на низкий поступок. Удивляюсь, как вы решились предложить мне такое.
— Едва ли вы так уж удивлены, гочанна. Мое предложение не может быть для вас полной неожиданностью.
— Что вы хотите сказать?! — Она резко выпрямилась в кресле и напряженно застыла.
— А что хотели сказать вы, рассказывая мне о Святыне и ее тайнах? Если попасть туда совершенно невозможно, стоило ли тратить слова?
— Просто разговор так сложился. Уж конечно, я не ожидала, что вы посоветуете мне таиться и воровать!
— Чего же вы ждали? Что, по-вашему, я мог предложить?
— Я просто не думала об этом… — Она опустила глаза. — Может быть, надеялась, что вы сами найдете какой-то способ проникнуть в святыню.
— Мне, значит, можно?
— Мне и не снилось, что вы попросите меня помогать вам. — Она не ответила на вопрос. — Взлом и тайны больше по вашей части, не так ли? Вы ведь сами назвали себя шпионом.
— Это не моя профессия. Вспомните, я просто помощник второго секретаря — гражданский чиновник, не более того.
— Для любителя вы достигли больших высот в новой профессии.
— Гочанна, я бы не просил вашей помощи, если бы мог обойтись без нее. Но я просто заблужусь в лабиринтах вашего дворца. Я не могу бродить здесь, рискуя, что меня заметят. А вы…
— Я… Да, совсем другое дело. Как вам повезло, а?
— Надеюсь, что так.
— Кажется, вы просто не представляете, чего требуете от меня. Обмануть мать, гочаллу, правительницу Кандерула…
— Вы уже осмелились однажды пойти ей наперекор, когда причина показалась вам достаточно веской. Теперь дело еще важнее.
— Вы, на западе, легко смотрите на такие вещи. Для вонарца дочерняя почтительность и послушание всего лишь нелепые устаревшие предрассудки. Но у нас в Авескии им еще знают цену.
— Понимаю.
— Тогда вы должны понять и то, что мать, уже глубоко оскорбленная мной, никогда не простит мне второго предательства.
— Это не предательство.
— Она сочтет мой поступок изменой, и тогда уж наверняка изгонит меня из УудПрая — и из самого Кандерула. Я потеряю родину.
— У сиятельной гочаллы не достанет власти проследить за исполнением подобного приговора.
— Тем более я должна буду почтить ее приказ. Я повинуюсь без рассуждений, поскольку ее власть законна и справедлива. Гочалле нет нужды утверждать свои права силой оружия. Можете ли вы понять это?
— Я понимаю и восхищаюсь. Но ведь я не прошу вас предать или ослушаться гочаллу. Я прошу только помочь мне проникнуть в Святыню, и не собираюсь ни воровать, ни осквернять ее. Мне нужно всего лишь получить некоторые сведения. Ваша мать ничего не узнает, ее законная власть не потерпит ущерба, а вы, гочанна, окажете услугу своей стране.
— Как все для вас просто!
— Совсем не просто, но я не вижу иного выхода. И по-моему, вы тоже это понимаете.
— Не знаю. Хотелось бы мне иметь вашу уверенность. Но одно я знаю твердо — мне нужно поразмыслить. Вам придется подождать моего ответа, Чаумелль.
— Я готов.
— А тем временем можете воспользоваться случаем отмыть для себя какую-нибудь комнату. Потому что, обещаю вам, здесь вы больше спать не будете.
