Павел Ганжа - Дети Земли
Чужого разума!
Почему-то именно мысль о том, что его тело может обрести нового хозяина, вызвала новое чувство. Ужас, еще миг назад великий и всеобъемлющий, съежился, уменьшился и испарился капелькой воды на нагретом солнцем камешке. Вместо него зародился гнев. Зародился в таких мрачных глубинах разума, до которых никогда бы не добрался ни один гипнотизер, ни один телепат. Даже чрезвычайно могучий в ментальном плане Чужой едва ли сумел бы к ним пробиться – то неведомое нечто, которое составляет сущность личности Селина погибло бы раньше.
Этот чистый, незамутненный гнев стал своеобразным спасательным кругом, за который зацепился уже потерявший последнюю надежду и погружающийся в бездну Никита. Вернее, то, что от него еще уцелело. Зацепился всеми… фибрами души и потянул себя из омута наверх, к свету.
"Да как он посмел!? В его теле поселится отвратительный, мерзкий паразит?! Никогда!".
Зародившийся гнев медленно рос, заполняя еще не оккупированную чужой волей часть внутреннего ментального пространства. Рос и ширился. Словно внутри затлела маленькая искорка, которая постепенно разгоралась и превращалась в пламя. И когда гнев достиг степени дикой ярости, он столкнулся с силой Чужого.
Волна пламени вонзилась в ледяную скалу. Булатный меч встретился со стальным скальпелем. Впрочем, никаких растиражированных литераторами красочных образов не возникло в опустошенном, изувеченном сознании человека. Не зазвенели клинки, не сошлись в кровавом поединке бойцы, не зашипела в жарких объятиях пламени огромная туша айсберга. Просто Никите вдруг стало холодно, и растущий внутри огонек начал затухать. И тогда человек подбросил в огонь последние дрова – остатки воли, разума, эмоций, чувств. Кинул в остывающую топку ярости самого себя, швырнул в костер последнее, что осталось… за душой. И едва ли не саму душу.
И случилось чудо.
Пламя вспыхнуло снова, взметнулось… до, если позволено так выразиться, ментального поднебесья и со скоростью лесного пожара покатилось по полям Никитиного разума. Выжигая все на своем пути. Холод отступил, ледяной скальпель чужой воли расплавился в высокотемпературном пламени ярости. И, главное, ощущение постороннего присутствия в собственной голове исчезло. Человек осознал (удивительное, прекрасное, замечательное слово!), что снова может дышать. И не только дышать, но и говорить, орать, шевелить пальцами, прыгать, размахивать руками, думать, наконец. Кандалы, сковывающие движения и даже мысли, разбились, сила подпитывающая незримые оковы ушла. Вернее, не ушла, а покинула его тело – Селин хребтом (или частью организма, расположенной чуть ниже) чувствовал присутствие этой силы рядом. И еще Никита ощутил страх. Не свой страх, а чужой. Унюхал, как гончая запах котлеты. Не носом, а… сам не уразумел чем, но унюхал. Стойкое амбре чужого страха. И догадался, что источник запаха – черноглазый монстр.
Маг его боится?!
Боится! Его!
Мир вокруг вдруг вспыхнул разноцветьем красок, зашумел шорохами и скрипами, возился в кожу тысячами прикосновений. Это заработали органы чувств. Никита прозрел, снова вернулись слух, осязание, обоняние. И еще "пестровидение", интуиция и остальные сверхъестественные "чувства". Селин сделал судорожный короткий вдох, порадовав заработавшие обонятельные рецепторы ароматом травы и воды. Однако "запах" страха тоже не исчез, хотя обонятельные рецепторы тут были явно не причем. "Запах" издавала одетая в балахон фигура.
Чужой медленно поднимался с земли. Никита с удивлением обнаружил, что обозревает безволосую макушку гуманоида и не видит его глаз, хотя еще миг (или эпоху) назад мечтал оторвать взгляд от черных очей телепата. Более того, создавалось впечатление, что Чужой наклонил голову специально, дабы не встретится взором с человеком.
Боится, тварь!!
Ярость колыхнулась внутри с новой силой, разливая жар по венам и захлестывая разум удушливой волной. Однако только что вернувшаяся к Никите способность думать от бушующего в душе эмоционального шторма не пострадала. Мысли оставались ясными и четкими. Буря обошла их стороной, словно корабли, укрытые в спокойной гавани. Селин вдруг понял, что может нанести гуманоиду ответный удар. Не кулаком и не палкой, а собственной волей, силой своей ярости. И врезать уроду не по отвратительной нечеловеческой роже и не по укрытому балахоном корпусу, хотя за этим тоже дело не встанет, а по его мозгам. Не по черепной коробке, а по ее содержимому. Теперь-то Селин был точно уверен, что орган, предназначенный для высшей нервной деятельности, находился у Чужого именно в черепной коробке. Во-первых, больше негде, голова, сиречь вместилище разума, имеется в наличии, и не три, словно у Змея Горыныча, а одна. И каких-либо подозрительных наростов на теле урода Никита не заметил. Во-вторых, телепат, сколь бы отвратительно он не выглядел, своим физическим строением все же отдаленно напоминал представителя вида homo sapiens, и предполагать, что думает он тридцать пятой спинной ложноножкой или жвалами на хитиновом панцире, было бы опрометчиво и самонадеянно. В-третьих, располагайся означенный орган не в черепной коробке, а в другом укромном месте нечеловеческого тела, едва ли маг так ловко сумел бы его использовать – непроницаемый для взглядов балахон, наверняка, помешал бы. А тут одним взглядом чуть извилины не распрямил.
Теперь очередь человека извилины распрямлять. Что же, поиграем в гляделки. Никита на миг окунулся в океан ярости, черпая из него силу, и шагнул к Чужому. Аккуратно шагнул, словно боясь расплескать ярость неловким или резким движением. Маг уже почти поднялся с земли, его макушка находилась на уровне Никитиной шеи. Голова гуманоида была опущена, глаз его человек не видел. Селин хотел приласкать Чужого все еще зажатым в руке разрядником по кумполу или угостить электротоком, а затем заглянуть в его красивые глазки, но неожиданно для себя самого подумал, что пялиться в черные зенки урода нет никакой необходимости. Он и без гляделок гада приголубит. Добрым старым ментальным апперкотом. И его удар будет не слабее, чем у гуманоида. Откуда у него взялась такая уверенность, Никита не знал, но чудилось, что за его спиной стоит тот самый ящероподобный наставник из пещерного полусна-полуяви и делает необходимые подсказки.
Вот и сейчас подсказал…
Если тебя бьют по одной щеке, не подставляй другую, наоборот, стукни в ответ. Исполняя данный принцип, выраженный в завете чешуйчатого учителя, Селин переключился в режим "пестровидения", для лучшей концентрации закрыл глаза, представил силу своей ярости в виде стрелы с острым наконечником и этим своеобразным тараном ударил по темному сгустку в верхней части энергетического тела мага. Стрела попала в цель, вонзилась точно в центр сгустка и… застряла. Самонадеянной мухой, влетевшей на полной скорости в блюдце с густым кленовым сиропом. И сам Никита будто погрузился в топкое болото. Глубоко погрузился, минимум – по грудь. Селин поднажал, влил в стрелу добавочную порцию ярости, и она, преодолевая нешуточное сопротивление вязкой среды, двинулась вперед. Раздался то ли треск, то ли хлопок, словно лопнула ткань зацепившихся за гвоздь штанов, и… на человека обрушился водопад новых образов.
