Хоуп Миррлиз - Луд-Туманный
– Женщина… говори… или… – Вены на висках у мастера Натаниэля вздулись, во рту пересохло.
Вдова Бормоти засмеялась еще громче.
– Вы никогда больше не увидите своего сына! – глумилась она. – Юный Ранульф Шантиклер отбыл туда, откуда никто еще не возвращался.
Ни на мгновение он не сомневался в правдивости ее слов. Перед его внутренним взором вспыхнула картинка, которую он видел в рисунке потолка перед тем, как потерял сознание: Ранульф плачет среди полей левкоев.
Его захлестнула волна бессильной нежности. И рядом с мучительной болью, никоим образом не уменьшая ее, появилось чувство облегчения: напряжение ослабло, и человек может сказать: «Вот и свершилось». Он посмотрел на вдову без всякого выражения и глухо произнес:
– Откуда никто еще не возвращался… Но я тоже могу отправиться туда.
– Последовать за ним через горы? – насмешливо воскликнула она. – Нет, вы сделаны не из того теста.
Мастер Натаниэль кивнул Питеру Гороху, и они вместе вышли из дома. Кричали петухи, воздух был напоен близостью рассвета.
– Оседлайте моего коня, – сказал он глухо. – И разыщите мисс Хейзел.
Но он не успел договорить, как она подошла, бледная, с диким блуждающим взором.
– Я услышала из своей комнаты, как вы вышли, – с трудом проговорила она. – Все… все кончено?
Мастер Натаниэль кивнул. А потом спокойно, бесстрастным голосом передал ей то, что узнал от вдовы.
Обернувшись к Питеру Гороху, он произнес:
– Немедленно выпишите ордер на арест Эндимиона Хитровэна и отошлите его в Луд новому мэру – мастеру Полидору Виджилу. А вам, мисс Хейзел, лучше сразу же уехать отсюда – вам придется быть истицей на суде. Поезжайте к своей тетке, госпоже Плющ Перчинке, которая держит магазин в Зеленом Мотыльке. И помните, вы никому не должны говорить о том, какую роль я сыграл в этом деле – это важно. Нынче я непопулярная личность в Луде. А теперь не будете ли вы так добры приказать оседлать и вывести моего коня?
Его голос был таким бесцветным, таким мертвым, что Хейзел и кузнец несколько секунд простояли молча, охваченные благоговейным ужасом и невыразимым сочувствием. Потом Хейзел пошла выполнять его просьбу.
– Вы… вы же не собираетесь сделать то, о чем сказали вдове, сэр, ну… чтобы отправиться… туда? – спросил Питер Горох.
Глаза мастера Натаниэля вспыхнули, и он решительно произнес:
– Да, туда, и еще дальше, если понадобится… пока не разыщу своего сына.
Потребовалось совсем немного времени, чтобы оседлать и вывести его коня.
– До свидания, дитя мое, – сказал он Хейзел, взяв ее за руку. И, улыбнувшись, прибавил: – Прошлой ночью ты вернула меня с Млечного Пути… А сейчас я отправляюсь земным.
Хейзел и кузнец стояли и глядели ему вслед, пока он и его конь не превратились в маленькое далекое пятнышко.
– Ну и ну, – промолвил Питер Горох. – Ручаюсь, впервые вижу человека, так сильно любящего своего сына, что он готов последовать за ним туда.
Глава 25
Закон подкрадывается и прыгает
Мастер Полидор Виджил в полном смысле – слова пережил самое большое в жизни потрясение, когда через несколько дней после событий, описанных в предыдущей главе, получил ордер на арест Эндимиона Хитровэна, составленный по всем правилам, с печатью и подписью окружного судьи из Лебеди-на-Пестрой.
Госпожа Златорада была права, когда говорила, что ее брат находится во власти доктора. Мастер Полидор был человеком слабым и праздным, однако он очень любил знаки отличия власти. Поэтому настоящее положение его идеально устраивало: он пользовался почетом и славой первого гражданина Луда-Туманного, который, к тому же, совершил coup d'etat[12], но реально, как это обычно бывает, ни за что не нес ответственности.
И вдруг пришел этот ужасный документ – словно попытка отсечь ему правую руку. Первой его мыслью по получении бумаги было бежать советоваться с самим Эндимионом Хитровэном – несомненно, всезнающий и изобретательный доктор сможет доказать абсурдность обвинений. Но уважение к Закону и вера в то, что абсолютно все может оказаться тщеславием и иллюзией, но Закон всегда будет обладать устрашающей незыблемостью, пустило глубокие корни в душе мастера Полидора. Если существовал ордер на арест Эндимиона Хитровэна, ну что же – тот должен склонить голову, как любой другой гражданин и предстать перед судом.
Он еще раз перечитал ордер в надежде, что при повторном прочтении тот утратит свою реальность, окажется подделкой или мистификацией. Увы! Ошибиться в подлинности документа было абсолютно невозможно.
В унынии мастер Полидор уронил руки. Тяжело вздохнув, он медленно встал: ничего не оставалось, как вызвать Мамшанса и поручить ему сейчас же арестовать Эндимиона Хитровэна. Ведь вполне вероятно, что на суде доктор сможет с триумфом оправдаться, и чем быстрее все это произойдет, тем лучше.
Когда появился Мамшанс, мастер Полидор сказал самым небрежным тоном, на какой только был способен:
– Ах да, Мамшанс, да… Я попросил вас прийти, так как, – тут он отпустил короткий смешок, – только что я получил ордер на арест; несомненно, это какое-то досадное недоразумение, что совсем несложно будет выяснить на суде. Но дело в том, что ордер прибыл на арест… Да, на арест не кого-нибудь, а доктора Эндимиона Хитровэна!
И он снова засмеялся.
– Да, ваша милость, – сказал Мамшанс, и его лицо не только не выразило никакого удивления, но явно помрачнело.
– Абсурд, правда? – спросил мастер Полидор. – И как неудобно!
Мамшанс прочистил горло.
– Убийца есть убийца, ваша милость, – сказал он – Мы с женой были вчера в Зеленом Мотыльке. Кузен моей жены держит там таверну. Он праздновал свою серебряную свадьбу – ваша милость извинит меня за то, что я упоминаю такой факт, – и среди друзей, которых он пригласил, были истица и ее тетушка… Так вот… В этом деле есть некоторые детали, настолько вопиющие, что ни один обвиняемый, кем бы он ни был, не сможет уйти от возмездия. Но я больше ничего не скажу, ваша милость.
– Я думаю, Мамшанс, что вы заблуждаетесь. – Мастер Полидор злобно уставился на Мамшанса. Услышав его мнение, он все-таки не мог не почувствовать некоторого беспокойства.
Через два часа после утренних визитов к пациентам, а, возможно, и не к пациентам, Эндимион Хитровэн сел обедать. Не было в Луде человека, счастливее его: он стал самой влиятельной личностью в городе, он посвящен во все дела магистрата; а что касается Шантиклеров, которых он боялся, – ну что ж, он вырвал у них жало. Жизнь стала цельной, а если человек чувствует, что жизнь хороша, то самые скромные ее проявления радуют. В то утро даже кислые ягоды крыжовника показались бы доктору сладкими – что и говорить об обильной трапезе, которая его ожидала. Но судьба воспрепятствовала тому, чтобы Эндимион Хитровэн спокойно пообедал. Раздался громкий стук в дверь, и голос капитана Мамшанса потребовал немедленно провести его к доктору. Напрасно протестовала служанка, объясняя, что хозяин строго-настрого приказал никогда не беспокоить его за едой, – капитан грубо отстранил ее со словами, достойными даже такого выдающегося юриста, каким был покойный мастер Джошуа Шантиклер:
