Николай Романецкий - Убьем в себе Додолу
Тем же, кто докатывался до второго приступа (а в этом случае ждать его приходилось по-всякому — от трех месяцев до тридцати лет), приходилось встречаться с Контрольной комиссией, ибо свихнувшийся волшебник рано или поздно преступал законы Колдовской Дружины.
Неудивительно, что законы сии требовали от всякого волшебника, с которым случался нервный срыв, чтобы он обязательно поставил в известность о случившемся канцелярию Кудесника.
После этого в былые времена волшебника ждали два пути: либо второй приступ болезни и лишение Таланта, либо продолжение работы на прежнем месте. Но повышение, разумеется, такой волшебник мог получить разве что во сне.
Когда боги нарушили свои собственные законы, дав жизнь матери Ясне, они предоставили страдающим волшебникам третий путь. Мать Ясна не просто выявляла кандидатов в колдуны, не способных справиться с человеческой природой собственного тела. Об этом-то знала вся Дружина. Но только руководство Дружины ведало, что мать Ясна была способна напрочь излечивать волшебников от проклятой болезни. Во всяком случае, за все тридцать лет, что мать Ясна трудилась на своем поприще, не было ни одного случая второго психического срыва. За десять же лет, прошедших после ее исчезновения, случилось уже семь. Вот почему Колдовская Дружина так была заинтересована в том, чтобы странная паломница оказалась второй матерью Ясной. Вот почему работу с ней поручили одному из самых высококвалифицированных волшебников Словенского княжества чародею Светозару Смороде.
И только теперь Светозар Сморода понял, почему он так не торопился с выполнением данного ему поручения. Дело было вовсе не в том, что ему не хотелось вновь возвращаться к прощупыванию подозрительных паломников, могущих оказаться лазутчиками супротивных государств.
Все было гораздо проще.
Он просто боялся понять, что пшеничноволосая паломница по имени Вера является обыкновенной бабой (пусть даже волшебницей!), не способной ни выявлять в будущих волшебниках пресловутый дух Додолы, ни бороться со смертоносными гримасами духа Перуна.
Едва Забава, более или менее успокоенная разговором с чародеем, спустилась вниз, разбиравшая нынешнюю почту тетя Стася сунула ей в руки открытку.
Открытка была от матери Заряны. Мать Заряна поздравляла бывшую воспитанницу с Паломной седмицей, сообщала, что приехала в столицу поклониться Пантеону, что поселилась у своей давней подруги. И если воспитанница желает повидаться, пусть в полдень приходит к кремлевской башне с часами.
Забава тут же побежала к дяде, показала ему открытку. Дядя проворчал что-то насчет старых глупых куриц. Но отпустил.
За несколько минут до полудня Забава была уже возле Кокуевой башни. Почти тут же подошла и мать Заряна. За прошедшее с начала разлуки время мать Заряна практически не изменилась, лишь глубже стали морщинки возле глаз. Обнялись, поцеловались.
— А повзрослели-то, повзрослели! — восторгалась мать Заряна. — Ну рассказывайте… Как живете, как ладите с хозяином?
К Забаве вдруг вернулось детство. И она принялась рассказывать, захлебываясь от переполнявших ее чувств и с трудом сдерживая горючие слезы. А когда дошла до появления гостьи, загремели кремлевские часы, и говорить стало невозможно. После двенадцатого удара часы запели хвалу роду Рюриковичей. Их пение настроило Забаву на торжественный лад, все личные беды показались ей такими ничтожными, что когда наступила тишина, девушка решила о гостье ничего не рассказывать.
— Вот так я и живу.
— Бедненькая! — Мать Заряна покачала головой. — Может, вас перевести к другому хозяину?
— Дядя не разрешит.
— У меня есть связи, — сказала мать Заряна. — Я могла бы справиться и с вашим дядей, и с вашим бессердечным хозяином. Представьте себе, как переменится ваша жизнь.
Забава представила. И сказала:
— Нет!
Мать Заряна внимательно посмотрела ей в глаза:
— Подумайте, какая вас ждет в этом доме судьба.
Забава подумала. И повторила:
— Нет!
— Что ж, вы теперь взрослая. — Мать Заряна пожала плечами. — Я уже не могу решать за вас.
Они поговорили еще немного, и мать Заряна заторопилась по каким-то делам. Холодновато попрощались и разошлись в разные стороны.
Сделав несколько шагов, Забава оглянулась. Подметая длинной юбкой тротуар, мать Заряна энергичным и целеустремленным шагом удалялась в сторону площади Первого Поклона. Забава долго смотрела ей в спину, но мать Заряна так и не обернулась. Все тем же быстрым шагом она пересекла Детинцевскую и скрылась за углом. Забава печально улыбнулась и направилась к Вечевому мосту.
Она так никогда и не узнала, что матери Заряне в тот день тоже надо было на Торговую сторону. Но, не сумев соблазнить чародея Смороду, Забава стала для нее неудачницей. Отказавшись же переменить место работы, превратилась и вовсе в отработанный материал. А неудачниц и отработанного материала в многовековой истории Ордена дочерей Додолы было слишком много, чтобы заниматься перевоспитанием каждой из них.
Впрочем, Забава в этот момент меньше всего думала о матери Заряне и Ордене дочерей Додолы. Она тоже спешила: ведь вполне возможно, что хозяин сейчас отчаянно нуждался в ее заботе. Вот только на душе у нее почему-то было совершенно пусто. Как в кармане у нищего…
Разумеется, приступ не испугал Света. Как и всякого высококвалифицированного волшебника, жизнь давно уже подготовила его к возможности подобного окончания карьеры.
Поэтому он не собирался сходить с ума от страха, обнаружив, что протянувшуюся вперед и вверх прямую дорогу пересекла вдруг пропасть неизвестной ширины и глубины. Не собирался он и бежать к Кудеснику с доносом на самого себя.
Более того, прекрасно понимая, что всякие меры, направленные на препятствование утечке информации, ведут к обратному результату, не намеревался он и вести на эту тему разговоры с прислугой. Как ни старайся, а стоит лишь сказать кому-либо, чтобы держал язык за зубами, и можешь быть уверен — если не этот, так другой язык обязательно развяжется. А посему проще всего было отнестись к приступу как к чему-то незначительному, на что и внимания обращать не стоит. Ну упал хозяин в обморок, так и что? Слишком много работает, все время у него голова о государственных заботах болит. И не говорите, кума, наш — точно такой же, с утра — просто душа человек, а к вечеру — мрачнее тучи. Да, что бы там ни врали, а тяжелая у них судьбина, у волшебников этих. У нас-то как бы ни была сложна жизнь, а придет ночь, заберешься к мужу под крылышко, тронешь его корень, и все заботы улетают куда-то, далеко-далеко… А у кого мужа нет, у той любовник найдется… И так далее…
