Ольга Голотвина - Пасынки Гильдии
Ныло плечо, в которое угодил камень. Болели три пальца на левой руке – хотя, кажется, Шершень не сломал их, когда перехватывал дубинку, а только ушиб…
Наконец Шершень сдался. Влез на нижнюю ветку разлапистого граба, удобно привалился спиной к развилке сучьев, уперся ногами в ствол, повыше поднял воротник куртки, закрыл глаза и расслабился. Матерый разбойник ценил короткие минуты отдыха умел быстро восстанавливать силы.
Проснулся Шершень, когда только-только начало светать. Ветерок, пробившийся сквозь листву, принес запах моря. Оглядевшись, разбойник довольно присвистнул: из черно-зеленой путаницы ветвей краешком проглядывала скала с зубчатой, нервной вершиной – словно дракон откусил от нее кусок.
Шершень все-таки вышел к Кружевной бухте!
Вот только рука крепко болит, побери ее демоны! Пальцы посинели, распухли… Ладно, ему не на лютне играть! Заживет!
Спрыгнув наземь, Шершень нырнул в холодные, росистые волны листвы. Здесь лето еще не желало слышать о том, что осень за морем уже седлает своего рыжего коня.
Пробиваясь к приметной «укушенной» скале, разбойник вдруг ощутил, что в его душе пошевелился, давая о себе знать, дух древнего чародея.
«Атаман, поговорим, пока мы вдвоем…»
– Раз атаманом величаешь, значит, что-то тебе от меня надо, – весело ответил вслух Шершень, обеими руками разводя перед собой гибкие ветви орешника.
«Надо, – с неожиданной серьезностью отозвался Ураган, не обратив внимания на приятельское поддразнивание. – Очень надо, чтоб ты поразмыслил, за какое серьезное дело мы беремся. Если этот мальчишка-раб и в самом деле успел прочесть рукопись…»
– Да помню я, помню, – хохотнул разбойник. – Да разве ж я против? Вот на Аргосмир пиратов натравим, а там можно и мальчишку изловить. Я в жизни много чего пробовал, а вот колдуном еще не бывал, да и мир завоевать как-то не довелось. Занятно будет попробовать, всемером-то… может, про меня еще в летописях напишут!
«Всемером… я к этому и веду. Мы с тобой сразу нашли общий язык, мы друг друга понимаем, вдвоем мы сумеем вершить великие дела. Но зачем нам истеричка и дура Орхидея? Зачем нам подлец Фолиант?»
– А куда их денешь? Они в моих друзьях прочно засели, как клещи в собачьей шкуре.
«Ты, наверное, еще не проснулся? – мягко укорил Шершня голос изнутри. – Я же сказал: вдвоем мы сумеем вершить великие дела!»
– Но куда же… а-а!
«Понял?.. Ну, если хочешь, ставь себе Красавчика на память о былом. Все равно нам понадобится исполнитель для мелких поручений. А те двое… это просто! Здесь же, у тебя под ногами, есть нужные травки. Щепотку им в еду…»
– Ты мои мысли читать умеешь? – перебил мага Шершень.
«Нет. Слышу лишь то, что ты произносишь вслух…»
Пожалуй, на этот раз Ураган не лгал. По пути с острова Эрниди шайка пару раз попадала в передряги. Подавать голос было нельзя, и атаман молча взывал к Урагану: мол, подскажи, тертый прохвост, что бы ты сейчас сделал? Но ответа не было…
– Не умеешь, стало быть… жаль, жаль… Не прочитаешь, стало быть, что я о тебе, паскуде, думаю. Придется хорошее утро поганить помоечными словами.
«А если без помоечных слов? – невозмутимо отозвался чародей. – Если помягче?»
– Если помягче, Ураган, то ты сукин сын и гад последний!
«Успокойся…»
– Да твое счастье, сволочь ты древняя, что тебе нельзя в ухо дать! – От ярости Шершень неловко перехватил нависшую над лицом ветку, та хлестнула его по щеке.
«Ругайся сколько хочешь, но подумай над тем, что я сказал. И умоляю тебя во имя всех богов: будь осторожен! Есть сядешь – первый кусок кинь бродячей собаке! Спать ляжешь – под одеялом свою куртку приладь, будто спящий лежит, а сам в другое место ночевать иди. Доверяй только мне, у нас одно тело на двоих, мы должны его беречь…»
– Да какого демона…
«А как бы ты думал? Сейчас Орхидея нашептывает Лейтисе то же самое, что я говорю тебе. Подлец Фолиант тоже не молчит, но ему сложнее, потому что Недомерок – дурак. Я-то сделал ставку на то, что ты соображаешь быстрее твоих дружков. Неужели я ошибся?»
– Ваш гадючий клубок из Кровавой крепости может друг друга перекусать и сожрать. Оно и понятно. Нас бы четверых запереть на пятьсот лет в одной камере, так и у нас бы яд с клыков закапал. Но с нами такого не было. Мы из разных бед друг друга выручали, надо будет – Серой Старухе шею свернем! Лейтиса мне была как мать… ну, помолодела – стала как сестра. Парни – как братья родные…
«Знаешь, на кого ты похож? На сопляка Айсура, который то храмы поджигает, то становится в красивую позу и произносит речь о своих благородных чувствах. Он еще мальчишка, наслушался сказителей… но ты-то опытный человек, разбойничий атаман! Что ж ты мне декламируешь театральный монолог?»
– А ну, цыц, покойник протухший!
Ураган покладисто замолчал. Шершень, насупившись, шел вперед, размышляя о том, какой гад этот Ураган… но ведь умный гад, верно? И людей знает насквозь, до самых потрохов. Научился за восемьсот лет – или сколько ему там, девятьсот?
«Осторожнее!» – воскликнул чародей.
Но Шершень и сам соображал быстро. Удержался за ветви, остановился над самой кручей. Еще бы шаг – и…
Край обрывистого берега зарос боярышником, словно рожа каторжника – бородой. А внизу, на неподвижной водной глади, сонными рыбинами лежали корабли. Разглядеть как следует можно было лишь один: мачты без парусов, уложенные вдоль борта весла, рамы для катапульт на палубе, двое матросов на вахте. Другие корабли были почти скрыты густой тенью, которую отбрасывали на бухту неровные каменные стены.
И никакой тропинки вниз! А ведь Шершень прекрасно помнил: была тропинка, была! Похоже, склон осыпался…
– Эй, на вахте! – заорал Шершень. – Кончай дрыхнуть!
Матросы, мирно беседовавшие у борта, услышали, встрепенулись, зашарили глазами по береговой круче.
– Здесь я, здесь! Прислан к капитану! Спускайте шлюпку, я прыгаю!
«Спятил?! – охнул чародей. – У тебя же плечо… у тебя же рука… Пойдешь ко дну – бронзовая рыбка не вытащит!»
– Струсил, древний воитель?
«А знаешь, струсил! – удивленно отозвался Ураган. – Я при жизни не знал, что такое страх! В таких битвах бывал, что нынешним воякам и не снилось. Но – смерть… и пятьсот лет призрачного плена… А теперь, хоть и в чужом теле, но дышу, мир вижу… у тебя рука болит, а мне даже эта боль в радость…»
Шершень не стал дослушивать наскучивший монолог мертвого мага. Выпустив ветви, он ринулся с обрыва.
* * *– Да ладно тебе, Айсур… я же понимаю, но… Жалко Айрауша, еще как жалко, так ведь рядом на костер не ляжешь…
Впервые Чердак не находил слов. Его язык, весьма ловко подвешенный, вдруг превратился в корявый обрубок, выталкивающий изо рта неуклюжие обломки фраз. И не приносили эти фразы утешения ни почерневшему от горя Айсуру, ни самому Чердаку.
