Ольга Онойко - Далекие твердыни
Лежа на ковре, обессиленный, с болью во всем теле, Аяри смотрел, как на развороченной постели Тайс страстно, со стонами и вздохами, точно напоказ — без сомнения, напоказ — отдается Рэндо, и желал тиккайнайцу смерти.
Фантазия Эн-Тайсу на этом не иссякла. Неделю спустя он наведался в веселый квартал и вернулся с набором диких и изысканных игрушек. Искусственный орган, вырезанный из голубоватой драконовой кости и украшенный опалами у основания, шарики на цепочке, кольцо, способное сужаться и расширяться… при виде всего этого у Айарриу сделался такой затравленный взгляд, что Эн-Тайсу не удержался от злорадной ухмылки.
И Рэндо это заметил.
Не мог он не понять также и того, что в действительности чувствует Аяри, безропотно соглашаясь на иные опыты с его телом; маг легко читал движения ауры. Это не пришлось ему по вкусу; утром, отослав тиккайнайца по какой-то надобности, Харай спросил:
— Аяри, почему ты слушаешься Тайса?
Принц вздрогнул.
— Я слушаюсь тебя, — ответил он в некотором замешательстве.
Рэндо вздохнул.
— Тогда я велю тебе не делать того, что тебе неприятно. Полагаю, тебе хотелось бы отплатить Тайсу его же монетой?
Следующим вечером рыжий демон услышал от господина улыбчиво-ласковое и непреклонное: «Тайс, ложись и закрывай глаза…» Айарриу лежал на краю постели и, подперев голову рукой, с нежной усмешкой смотрел на тиккайнайца. Тот болезненно напрягся; губы Эн-Тайсу дрогнули, едва не разойдясь в оскале, но он успел овладеть собой.
При всей своей хитрости Тайс кое-что упустил из виду. Он получал неописуемое удовольствие, забавляясь с покорным, на все согласным Айарриу, и не подумал, что Хараю может надоесть такой расклад. А того, чтобы меняться местами с эле Хетендераной, Тайс не мог и вообразить. Он пять веков просыпался среди ночи с криком: в кошмарах снова и снова повторялось их единственное совокупление. Только рядом с Рэндо мучения прекратились. Тайс любил его еще и за это.
«Рассказать ему? — промелькнуло в голове у Тайса. — Но тогда он поймет, что я шантажировал Айарриу. К тому же теперь этот ублюдок шелковый. Он умудрился все-таки спасти Рэндо жизнь, пусть и случайно. С Рэндо станется и простить его за то, что случилось пятьсот лет назад… а я останусь в проигрыше. Бесы бы побрали все и вся…»
Пока эле Тиккайнай размышлял, Айарриу гибко перетек ближе и коснулся губами его щеки. Тайс дернулся. Приходилось улыбаться, потому что Харай смотрел.
— Чего ты так боишься, Эн-Тайсу? — едва слышно прошептал Айарриу, опускаясь на него сверху. — Я имею тебя на глазах у Рэндо и по его приказу. Я не сделаю тебе больно.
«Я сам этого добился, — мрачно подумал Тайс, смыкая веки. — Я взял слишком много, часть придется вернуть».
По крайней мере — следовало отдать ему должное — Айарриу не стал целовать его в губы. Он вылизал Эн-Тайсу шею и, не торопясь, спустился ниже; ни зубами, ни когтями он не пользовался, хотя мог бы. Тайс даже без особого труда сумел расслабиться, впуская его в себя. Тиккайнаец собрался было съехидничать в том смысле, что после достоинства Рэндо он принца и не чувствует, но в это время Аяри вздрогнул и замер, открыв рот, глаза его расширились: донельзя возбужденный зрелищем ласк двух айлльу, уаррец решил к ним присоединиться.
…Много позже, уже в Метеали, они нарочно дразнили его: ждали, устроившись в его постели едва не в обнимку, а заслышав в коридоре шаги, действительно начинали ласкать друг друга; реакция человека на это зрелище была такой, что оно того стоило. О полном согласии речи не шло (разве только для Рэндо); до того, как установилось подобное вооруженное перемирие, Тайсу довелось пережить много неприятных минут.
Он знал, конечно, что ему придется поладить с Айарриу, на это и рассчитывал — но представлял себе немного иначе. Рэндо не делал между ними различий. Когда-то Тайсу нравилось воображать, что эле Хетендерана будет чувствовать себя униженным, ложась под человека. Но окажись это в самом деле так, Рэндо не притронулся бы к нему. Он полагал отвратительным и недостойным унижать кого-либо, тем более — наслаждаться этим.
Мало-помалу Тайс начал подозревать, что Харай и вовсе предпочитает его недруга. Рэндо нравилось целовать Айарриу в губы, и если они решали предаться этому занятию, Тайсу оставалось только завистливо смотреть; мешать себе человек не позволял. Прежде, когда Рэндо посылал Тайса по делам, рыжий айлльу со смехом говорил Аяри, что от него нет никакой пользы, теперь же… теперь, пожалуй, он и в самом деле начинал ревновать. «Какого беса? — изумлялся Тайс. — Что он нашел в этой безмозглой твари? Он же игрушка, красивая кукла, и ничем большим не способен быть. Кажется, кто-то заигрывается. О Земля и Небо, Айарриу эле Хетендерана — игрушка человека. Я этого добился. Если бы пятьсот лет назад я знал, что так будет, мне не нужно было бы другой мести. Но сейчас мне это совсем не нравится».
Он едва не начал искать пути избавиться от Аяри, столь же изысканно-окольные, как те, что привели его в постель Харая; но Аяри, хотя и получал большое удовольствие от недоумения и злобы Тайса, за прошедшие века достаточно поумнел, чтобы не укреплять в нем решимость. Играть с Тайсом Аяри не хотел; у него не было шанса выиграть.
— Ты дурак, Эн-Тайсу, — сказал принц, — наглый дурак. От этого все твои беды. Мне бы стоило солгать, но от правды выйдет больше толку. Перестань решать за Рэндо. Ты ведешь себя так, будто настоящий господин ты, а ему дозволяешь обманываться ради шутки. Думаешь, он этого не понимает? Когда ты не подчиняешься, ты не делаешь лучше. Ты просто не подчиняешься.
У Эн-Тайсу дернулось веко, но он ничего не сказал. Не иначе как наблюдая его пример, Айарриу научился использовать правду как оружие. Его слова можно было бы счесть издевкой, будь они сказаны без причины, но эле Хетендерана, говоря это, седлал коня, он собирался ехать в дом матери, а оттуда — в Золотой город… Принцесса Айелеке с частью придворных решила вернуться домой, и Харай дозволил брату сопровождать ее. Айарриу уезжал на несколько месяцев. Он словно советовал Эн-Тайсу обдумать свое поведение и давал шанс вернуть потерянное.
«Ублюдок», — мысленно сказал эле Тиккайнай и ушел; но ни слова не забыл.
После того, как Аяри вернулся, склок между ними более не случалось. Потому что на следующий день Рэндо спросил:
— Тайс, что ты скажешь, если я тебя отошлю?
Рыжий айлльу вопросительно на него воззрился.
— Навсегда, — уточнил человек.
Тайс моргнул. Наместник с утра ходил смурной, раздумывая о чем-то; чувства его для Тайса были ясны, но мысли оставались непроглядной бездной. «Что он хочет сказать? — Тайс весь подобрался от внезапной тревоги. — И что хочет услышать?»
