Сергей Малицкий - Карантин
— Продолжаю, — кивнул Павел. — Однако наставник не исчез вовсе. Он оставил записку, что ждет встречи. И исправно приходил на эту встречу. Каждую неделю. Несколько лет. А парень уже окончил институт. Пытался работать. И тут появился в его жизни старший приятель. Помог ему с бизнесом. Прикрыл его от ментов, от бандитов. Ангелом-хранителем заделался, не иначе! А когда парень в разговоре как-то бросил, что хотел бы побаловаться пейнтболом, тут же из рукава достал увлечение страйком и сразу же что-то посоветовал, увлек, затянул. Главное — всегда был рядом. Или он, или тренер, или дядя. Но в последние годы — высокорослый и старательный друг. Самый постоянный друг. А ведь и правда, куда уж постоянней, если именно этот старший приятель очень приметного роста уже сталкивался с парнем много лет назад, только был он врачом и обследовал его в той самой клинике!
— Детектив! — восхитился Алексей, — Боевик и триллер!
— Драма, — хмуро бросил Павел, — Чего-то испугалась жена главного героя этого самого триллера. Испугалась и исчезла, но сообщение прислать сумела, что она в беде. Кто знает — а не того ли она испугалась, что почувствовала: скоро вокруг ее мужа будет литься кровь?
— Не уберегли, значит? — усмехнулся Алексей, — Да, женушку твою проглядели.
— Сберегали, выходит? — недобро прищурился Павел. — У Жоры такая же книжка, как и у вас. Что у вас за служба? Чего вам надо? Или, может быть, отца моего хватились? Вывести хотите его род под корень? Кто он?
— Не все рассказываешь, — процедил сквозь зубы Алексей, улыбка на лице которого превратилась в застывшую маску. — Значит, говоришь, Курочка Ряба? Или петушок все-таки? Хотя ну какие от петушка яйца? Мы же понимаем. Пасли тебя, выходит? По пятам ходили?
— Ломали, — повысил голос Павел. — Все, что за спиной оставлял, курочили и просеивали. Дом снесли, квартиру уничтожили. Спортзал перелицевали. Школу, считай, заново построили. Не удивлюсь, если и общагу, в которой жил, перебрали. Для того, что из моей квартиры вытекало по трубам, отдельного отстойника не устраивали?
— Нет, — медленно качнул головой Алексей, — Без надобности было.
— Зачем это все? — отчеканил Павел.
— Зачем? — задумался Алексей, прикрыл глаза, раздумывал о чем-то, потом словно проснулся, зевнул, как после долгого сна, — Видишь это?
О стол звякнул ключ. Обычный стальной ключ с двумя бородками для не слишком сложного замка.
— Ключ, — не понял Павел.
— Вот так всегда, — чуть утомленно улыбнулся Алексей. — Лицом надо ткнуть, чтобы дошло. Сюда смотри!
На кольце ключа болтался магнитный кодер от подъездного замка и брелок в виде крохотной, в сантиметр по грани, равносторонней пирамидки. Четыре стороны, четыре равносторонних треугольника. Четыре цвета — белый, черный и два оттенка зеленого.
— Игрушка? — не понял Павел. — Какой-то масонский знак?
— Нет, — сузил взгляд Алексей, — Четыре стороны, четыре качества, четыре интереса, четыре взгляда. И в то же время самая прочная фигура. Идеал прочности, хотя в действительности все не так, все совсем не так, но все же… Для примитивного ума… Ладно, представь себе, что вот эта сторона, — он щелкнул сухим пальцем по черному, — я. Я и мои друзья. Вот эта сторона, — он прикоснулся к белой грани, — твои враги, о которых ты мне не рассказал, но прятаться от которых я тебя научил.
— Они ведь и твои враги! — заметил Павел.
— Прежде всего мои, но они мне не страшны, — рассмеялся Алексей, — Я для них невидим. Они для меня, впрочем, пока тоже.
— Еще две стороны? — нахмурился Павел. — Там еще две грани!
— Ерунда, — махнул рукой Алексей, — Эти две грани — ерунда. Мясо. Грязь. Мусор.
— И к какой же категории мусора отношусь я? — выговорил Павел.
— В этом-то и твоя беда, — понизил голос Алексей, — Ни к какой. Вообще ни к какой. Как теперь я думаю, и твой отец не относился ни к какой. Вечное никто.
— А мясник? — не понял Павел. — Тот, что…
— Сам спроси его об этом, если поймаешь, — посоветовал Алексей. — У меня в додзё такого умельца не было.
— Ты спокоен, — прошептал Павел, — Через сколько минут Жора будет здесь?
— Через пять-шесть, — ответил Алексей, — Советую не волноваться. Пришла пора поговорить серьезно и обстоятельно. У тебя хорошая реакция, парень, но я быстрее. Пальцы переломаю. Ты уже видел. Да и пистолета у тебя теперь нет.
— Что Жора будет делать со мной? — спросил Павел.
— Изучать, — отрезал Алексей. — Но имей в виду: если ты будешь упорствовать — он тебя уничтожит. Полномочия у него есть.
— А если я не согласен? — прошептал Павел.
— Разве я спросил о согласии? — наклонился вперед Алексей и удивленно поднял брови, увидев в руке Павла газоанализатор. Павел еще успел разглядеть досаду, замутившую зрачки наставника, когда за его спиной что-то щелкнуло и в лоб Алексея вонзился стержень, похожий на стрелку для дартса, только без крылышек. В мгновение наставник остекленел, замер, затем захрипел и с этим хрипом начал меняться. Лоб его выдался вперед, подбородок уменьшился, глаза сузились, скулы раздались в стороны. Вслед за лицом начало меняться туловище — ключицы натянули ворот рубахи, плечи заострились, шея стала толще.
Все это продолжалось секунду или две, и Павел, который сам словно остекленел, даже потянулся к собственному лицу, чтобы увериться, что он сам остался таким, каким был. В это мгновение щелчок повторился, и стержень исчез. Или улетел. Павел обернулся, увидел в стекле трактира оплывающее, расплавленное отверстие — и уже под визг официантки подхватил со стола ключ с пирамидкой и бросился прочь от холодного пламени, которым занялось, чернея, существо, только что бывшее Алексеем.
35
Маленький Пашка не давал бабке прохода. То часами листал старинный альбом, в котором в фигурные прорези были вставлены пожелтевшие фотографии. Вытаскивал их, рассматривал надписи на обороте, выглядывал крохотные фигурки на вторых планах карточек с лупой. То перебирал собранные в сундуке открытки и письма, вчитывался в имена, с трудом разбирал почерки.
— Ну где же? — удивлялся он постоянно, — Где же мой папка? Ну хоть одна фотка! Хоть со спины! Хоть краешек лица! Хоть письмо! Хоть записка!
— Нету, — с огорчением разводила руками баба Нюра. — Ничего нету. Не успели! Чего он тут был-то? Я к Феденьке ездила, пока меня не было, мамка твоя с папкой твоим и сошлась, а как я приехала, только и успела чаю с суженым ее попить да благословить их с мамкой твоей. Даже документы его не посмотрела. Фамилию — и ту не спросила. Да и на имя внимания не обратила. Он же неправильно говорил. С… акцентом! Вишь как, руку мне протянул, ну и я ему, а он наклонился, поцеловал мне руку-то. — Баба Нюра захихикала, вытерла руку о фартук, словно на ней все еще был след от поцелуя, и продолжила: — Поцеловал, значит, и говорит, что он Мот. Я не поняла сначала, глаза округлила и переспрашиваю: почему мот-то? Растратчик, что ли? Ну тут уж мамка твоя вмешалась — имя, говорит, такое. Мот. Ну, Мотя по-нашему. Матвей, стало быть.
