Наталья Якобсон - Шанс для чародея
И вот теперь вместо того, чтобы быть с ним мне снова предстоит учиться. Магнус снисходительно решил, что доставит меня назад в школу сам или же оставит здесь, чтобы я мог посидеть, подумать и если захочу снова учиться, то стоит лишь загадать на той же самой золотой звезде обратную дорогу. В этом случае через миг я уже буду там. А полет над океанами всего мира в его объятиях не состоится. Итак, я мог выбирать. Хочу я назад или нет. Но решение было уже принято. Больше мне некуда деваться.
Школа чернокнижия! Я сразу возненавидел само это название. Сейчас я сам готов был бить кулаками о стену, но боялся, что собью только кулаки, а не монолит. Вот Эдвин смог бы сокрушить стенки одним ударом ладони.
По их словам ему тоже предстояло учиться. У меня это в голове не укладывалось. Ему! Хоть под учебой могло иметься в виду нечто более привилегированное, чем у меня. Мне учиться жутко не хотелось. В отличие от принца у меня выбора не было.
Единственное, что мне осталось это надеяться, что после обучения, вернее заточения, мы снова будем вместе. И, тем не менее, я вспылил, когда узнал, что прислуживать ему будут именно Камиль и пряхи.
- Они же его соблазнят, - я от ярости потрясал кулаками и сам готов был взлететь. Наверное, со стороны казалось, что я пляшу на проклятом холме рядом с парящим рядом змеем, но на самом деле я от злости пинал ногами кочки, которые на самом деле оказывались гадкими ядовитыми существами. Они сами дохли на местной почве и все равно напоминали мне прях: пламенных, живых и агрессивных. - Это бестии, проклятие всего их рода. Шлюхи, а не феи. Как можно поселять с ними невинного неопытного мальчика.
- Невинный мальчик является сыном Денницы, - осторожно напомнил Магнус. - В нем спит дракон.
- Даже дракона можно совратить, - не задержался я с ответом. Я был полностью уверен в своей правоте, и от осознания этого мне хотелось выть. Конечно же, они его соблазнят. Моего Эдвина. А что останется мне. От ревности я готов был хоть сейчас удавиться. Я не находил себе места. Вот как, значит, чувствуют себя те, кто кончают с собой из-за любви. Во мне самом как будто разгорелся драконий огонь и сжигал меня изнутри. Я вспоминал обольстительную улыбу Пантеи, ее женскую привлекательность и очарование феи, искушающую прелесть ее подруг. Если бы из меня сейчас выполз монстр, способный крушить все и всех, я бы ни чуть не удивился.
- Нельзя оставлять его с ними одного. Они же на все способны. Куда только смотрит его отец? Почему он не заботиться о собственном сыне? Или почему не позволяет другим приглядывать за его за ребенком, хотя должен был бы делать это сам?
Я неистовствовал, а Магнус смотрел на меня с холодным безразличием и улыбался.
- Винсент, Винсент, - протянул он, едва я сделал паузу, чтобы отдышаться. Его лукавый искрящийся взгляд, казалось, проник мне в душу. Он видел все и все понимал. Я стал красным до ушей, как рак. Сомнений не оставалось. Что бы я не говорил, он понял саму суть.
- Никак не ожидал этого от тебя.
Я посмотрел на него и вдруг сам злорадно усмехнулся. Речь шла не о том, что запретная страсть оторвала меня от сельских модниц. Здесь таилось нечто более глубинное.
- Нет, ты ожидал, что сам вызовешь во мне подобную реакцию.
Он даже не сделал вид, что не понял меня. Напротив, в его взгляде промелькнуло нечто злорадное. Я отверг его, потом отвергли меня, мы были квиты. Магнус торжествовал. Хотя его привычная холодность не позволяла ему радоваться в открытую, но он хотя бы старался удовлетвориться ехидными замечаниями.
- Как легко тому, кто принимает доступное. Но ты, очевидно, унаследовал от собственного отца способность посягать лишь на что-то недосягаемое.
Это был болезненный удар. Я видел роковую связь. Он был прав. Эдвин для меня то же самое, что корона для сельского дворянина. Посягнешь на нее и ты труп. И все равно я собирался рискнуть. Я не первый в нашем роду, кто готов подставить свою шею под топор ради великой цели. Отцу не повезло, но разве должен я был унаследовать от него и его невезение. Может у меня все выйдет. Магнус нахамил и оставил меня одного, но я не жалел. Лучше быть в одиночестве, чем довольствоваться компанией второго сорта. Понимаю, есть те, кто могут закрыть глаза и представить, что шлюха из кабака это женщина их мечты, и не важно, что последняя недоступна, а от первой разит перегаром. У этих людей богатое воображение или просто отсутствует гордость. Лично я не могу подбирать объедки за другими и верить, что это золото. Если я хочу Эдвина, то я хочу только его. И лучше я останусь один, чем буду довольствоваться чьим-то дешевым телом, вместо желанного плюс игрой воображения.
Победить или умереть. Это был девиз моего отца. Сказано было метко. Не первое, так второе условие отец все же выполнил. Ему пришлось сложить свою голову на плаху, чтобы продолжал царствовать приемный отец Эдвина. Сам Эдвин, наверное, казни даже не заметил. Вполне вероятно, что он в это время был на охоте, флиртовал с придворными дамами или с не менее заинтересованными его высочеством кавалерами. Казни хоть меня под его окном он бы даже не взглянул. Ну, вот его настоящий отец, я в этом уверен, смотрел на обезглавленных из-за угла или с высокого парапета и смеялся. Наверняка, его вездесущие слуги во время казни успели наполнить кубки кровью и поднести ему и конечно же он выпил, без всякого стеснения и без всякого аппетита. Он пил кровь лишь потому, что это кровь, нас, людей, и он царствовал лишь потому, что являлся царем над всеми правителями вселенной.
Сложно было не привыкнуть к тому, что он может появиться где угодно в своей накидке паломника или застыть немым ангелом на крыше высокого здания. Ангел из ада. Говорят, он умопомрачительно красив. Хотя, мне сложно поверить, что кто-то может быть прекраснее Эдвина. А еще я боюсь поверить в то, что, столкнувшись с высоким странником под капюшоном, я могу посмотреть на него и обнаружить, что под серой накидкой бьются мощные крылья ангела. Не насмешка ли это над всем живым, над слепой верой живых людей и над его бывшими цепями, наложенными богом, который теперь уже над ним не властен. Накидка паломника на падшем ангеле. Он может скинуть ее и предстать во всей красе, а может просто наблюдать и смеяться. Кстати, смеется ли он до сих пор. Я слышал, что его смех напоминает звон падающих золотых монет или раскат грома, в зависимости от его желания. А, может, страсть к Рианон навсегда разучила его улыбаться. Любовь может извести даже демона. Я сам убедился в этом. Скажи, мне кто-то год назад, что я стану мучаться от любовной тоски, и я бы рассмеялся так, что затряслись стены. Теперь, увы, мне было не до смеха. Так что Мадеэлю я даже можно сказать сочувствовал. Ну, вот я снова вспомнил о запретном имени. Нельзя так больше. Иначе, случайно призову его, и окажусь горсткой пепла у золотистый ступней падшего ангела. Еще хуже будет, если я докричусь до Рианон. Я уже было поднял перо, чтобы замазать их имена, но задержался. Они же до сих пор не пришли и не уничтожили меня. Значит, я могу писать дальше. Возможно, даже моя рукопись попом пополнит архивы запретной башни. Я не против. Главное самому после этого остаться живым. Я не хочу, чтобы мои кости стерли в порошок и добавили в чернила.
