Ирина Лакина - Арабские сны
Недоверие все еще терзало меня, но я обернулась и посмотрела на него.
— Тогда почему я не могу быть твоей женой? Даруй мне свободу и женись на мне!
— Ты хочешь замуж? — он улыбнулся, как будто мои слова стали для него открытием.
— Конечно, хочу!
— Хорошо, — неожиданно для меня выдал Джахан. — Нам разрешено иметь четыре жены. Я возьму тебя второй женой.
— Ах, значит, первая все-таки будет она! — с жаром воскликнула я и резко села, обхватив себя за колени.
— Я обещаю тебе, что проведу с ней одну-единственную ночь, лишь для того, чтобы этот брак стал законным.
Я не могла вымолвить ни слова. Как объяснить этому средневековому красавцу, что по этому поводу думает каждая уважающая себя девушка в двадцать первом веке? Смириться и, стиснув зубы, верить, что ночь действительно будет единственной? Или устранить проблему, пока она не устранила меня?
Что ж, Джахан. Это в последний раз, когда я вступаю в бой за тебя и твою любовь. Я устала воевать с ветряными мельницами. Устала притворяться и быть кем угодно, но не самой собой. Это будет моя последняя схватка.
ГЛАВА 48
Длинная вереница девушек тянулась из зала джарийе по широкому холлу к выходу. Их словно выстроили для парада — в шеренги по две, на равном расстоянии друг от друга.
— Не толкаемся, выходим медленно и по очереди! — прикрикнул Масуд-ага, который с другими евнухами контролировал эту «эвакуацию».
Два десятка оставшихся в гареме девушек сбились в стайку в дальнем углу коридора и с жалостью провожали взглядами изгнанных рабынь. Они покачивали головами, тяжело вздыхали и перешептывались.
Я наблюдала за этой картиной, напоминающей массовую миграцию кочевых народов, с балкона этажа фавориток, стоя возле своих бывших покоев.
Одна из наложниц, которую было решено оставить, подняла на меня наполненные злобой глаза и что-то прошептала на ухо своей соседке. Я лишь скривилась в ухмылке и одарила ее ослепительной улыбкой.
С содроганием сердца я провела вчера первую половину дня, прячась за шторой на балконе шахских покоев и выслушивая речи визиря, кападжи, Эфсуншах и валиде.
С «маман» я столкнулась ранним утром в коридоре возле входа в комнату падишаха. Я как раз уходила к себе после проведенной с повелителем ночи. Ее лицо было белее снега. Зрачки расширены, челюсти сжаты, пересохшие губы покрылись трещинками и тонкой пленкой. Пальцы ее рук дрожали, хотя она и пыталась скрыть эту дрожь, пряча ладони в складках юбки.
Я не знаю, что она задумала, но решила, что ничего хорошего.
— Не вздумайте рассказывать свой бред повелителю, — шикнула я на нее, — он вам все равно не поверит, а Ахмед будет очень рад сегодня же ночью приласкать вас в своей постели. Я надеюсь, он вам понравился, не так ли? — уголки моих губ слегка приподнялись в язвительной усмешке.
— Проклятая ведьма, — просипела она мне дрожащим голосом.
— Уж куда симпатичнее был покойный Ансар-паша, — продолжила я, не обращая внимания на ее ругань, — говорили вам — берите, пока дают. Но нет. Вам принца подавай. Вот теперь ни принца, ни Ансар-паши. И лишь Ахмед с нетерпением ждет новой встречи с вами.
Лицо женщины перекосилось от ужаса. Она, пошатываясь, сделала два шага назад, гневно блеснула глазами, затем резко развернулась и почти бегом поспешила спрятаться в своей комнате.
— Прыткая дамочка, — заметила я, провожая взглядом ее спину, а затем отправилась к себе.
Оказавшись в своих покоях, я натянула темную накидку, под цвет штор на террасе шаха, перелезла через балюстраду и спряталась за тяжелой бархатной гардиной.
Спустя несколько минут пространство заполнил громкий шум, доносящийся из-за дворцовой стены.
Дальше события развивались как по маслу — Джахан рвал и метал, вся честная братия уговаривала его пойти на мировую с бессмертными, он кричал и топал ногами, но в конце концов, после того, как воины снесли дворцовые ворота и кинулись штурмовать сам дворец, вынужден был сдаться.
И вот теперь я провожаю долгим взглядом спины и макушки «войсковых» невест. Если быть откровенной, им даже повезло — кому-то в мужья достанется красивый и крепкий мужчина, а кому-то даже богатый, как, например, командир отряда или целого корпуса. В гареме они могли состариться, так и не узнав, что такое любовь и материнство. Пусть еще спасибо мне скажут.
— И печальная, и радостная сцена одновременно, не находите? — за моей спиной прозвучал нежный тонкий голосок, напоминающий звуки арфы. Я прищурилась, узнав его.
Обернувшись, я увидела приоткрытую дверь моих бывших покоев, в которых поселили азербайджанскую принцессу, и ее саму — в красивом белом кафтане, вышитом золотыми нитями, из-под которого выглядывала юбка шелкового платья нежно-розового цвета.
— Алимшах ханум, — я присела в реверансе, — что же печального и радостного вы видите в этой процессии?
Девушка подошла к перилам и положила на них кисти рук с длинными тонкими пальцами, унизанными драгоценными кольцами и перстнями.
— Печально, что падишах Аравии, Ирана и Омана лишился своего гарема. Правителю его уровня и статуса трудно перенести такое унижение.
— Это сделано во благо государства, — парировала я, не сводя с нее глаз. Ее красота завораживала даже меня.
— Вы правы, — она улыбнулась, оголив ряд маленьких острых зубов молочного оттенка, — но во всем этом есть и хорошие для меня новости, — игриво приподняв бровь, заявила она, — чем меньше соперниц — тем лучше для законной супруги повелителя.
Все ее очарование растворилось в один миг. Словно дымовая завеса, скрывавшая ее настоящую сущность, вдруг рассеялась, открыв мне глаза на суровую правду. Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, причиняя жгучую боль.
— И для его любимой женщины, — вставила я, пронзая ее наглым взглядом, — вы совершенно правы, чем меньше соперниц — тем лучше.
— Не стоит вам портить себе нервы и тягаться со мной в борьбе за любовь повелителя, Рамаль Хатун, — важно, нараспев произнесла она, демонстративно отвернувшись от меня и задрав подбородок, — ни одна женщина мира не сравнится со мной по красоте и уму. Не стоит вам переживать и нервничать, а то мало ли, как такие потрясения скажутся на здоровье будущего шахзаде.
Меня затрясло от гнева. Я закрыла глаза и представила себе, как держу под водой ее прекрасное лицо с широко распахнутыми от ужаса глазами. Соленый комок встал в горле, мешая дышать.
Неожиданно девушка робко закашлялась, прикрыв рот рукой. С ее лица мгновенно пропало воинственное выражение. Лоб нахмурился, на переносице появилась глубокая складка, в глазах — болезненный влажный блеск. Она душила в себе этот приступ, но хриплое дыхание выдавало ее состояние. Не выдержав, она быстро развернулась и убежала к себе в комнату. Из-за закрытой двери послышался громкий кашель.
