Элизабет Кернер - Малый драконий род
Удивляло в них скорее то, что они оказались способны на взаимную дружбу.
Арал была привлекательной девушкой. Роста она была невысокого и обладала длинными каштановыми волосами, вьющимися и струящимися точно водопад, когда она распускала свои косы, обычно тщательно уложенные вокруг головы. Ее проницательные карие глаза лучились живостью, но свои пышные формы она прятала под облачением, которое сама называла «рабочей одеждой», хотя прочие называли такую одежду мужской: штаны и суконник, доходивший до колен и свободно перетянутый в талии. Впрочем, я мог ее понять. В тех редких случаях, когда она надевала плотно облегающее платье и распускала волосы, она притягивала к себе взоры всех мужчин в округе (включая и меня) точно свеча мотыльков. Всех, кроме Велкаса.
Он был высокого роста, но очень молод, так что вполне мог вытянуться и еще, — но при этом был так худ, что всегда казался даже выше обычного. Кожа его была бледной, а волосы черные, точно вороново крыло, с таким же синеватым отливом; глаза же его, когда он позволял в них заглянуть, потрясали своей яркой синевой. Он не был красивым — так, по крайней мере, отзывались о нем молодые девушки, — но вид его все равно производил впечатление. Вскоре после прибытия он отпустил опрятную бородку — и образ его определился. Великий маг на пути своего становления. Некоторые из девиц пытались, как и подобает, строить ему глазки, но дальше дружеских отношений он с ними не заходил. Из-за этого большинство его поклонниц считали его не в меру застенчивым. Разумеется, эта загадочность, что его окружала, привлекала к нему и Арал.
Не многие знали об этом, однако мне было известно, что из всех учеников она более других уподоблялась Велкасу по силе и уму. Магистры приняли ее в школу спустя лишь несколько месяцев после того, как сюда пришел Велкас. Она взволновала их. Магистриса Эрфик сказала мне как-то раз, что прибытие двух настолько могучих сил может означать или какую-то неведомую борьбу, или зловещую угрозу для мира; но по прошествии двух лет, когда ничего особенного не произошло, многие вздохнули с облегчением. Это говорит лишь о том, насколько слабо они сами разбираются в подобных вопросах.
Может, поэтому-то и завязалась между ними дружба. И кроме дружбы, Арал ничего от него и не ждала — по крайней мере, поначалу, — а он нашел в ней добрую душу и родственный разум. Прошло немного времени, и их уже было водой не разлить. Это не было любовью в обычном смысле — уж никак не с его стороны, — но их товарищеским отношениям многие могли бы позавидовать. Думаю, они просто поняли, что прекрасно дополняют друг друга. Он обладал острым умом, способным противостоять ее собственному, а сила его была еще больше, но он с готовностью ею делился; он был для нее другом, на которого вполне можно положиться, и, несмотря на все барьеры, которыми он отгораживался от мира, всегда был готов помочь, подпуская ее к себе ближе, чем остальных. В свою очередь в ней он находил возможность общения с чутким сердцем, которое способно слушать и которому небезразличны его думы, помыслы и поступки; она согревала, словно уютный камин, когда его неистовая сила грозила превозмочь его...
Мы с Арал беспокоились за Велкаса. В школе было полно незаурядных молодых людей, однако таких, как Вел, было не найти. Он не прочь бывал выпить, и обычно в него входило немало; но Арал рассказала мне, что как-то раз, когда он предавался возлиянию, с него вдруг спал защитный покров — лишь на какой-то краткий миг. И ее бросило в дрожь. Ей даже не потребовалось подключать свое поле или прибегать к обычному для целителей внутреннему зрению, чтобы увидеть то, от чего Вел пытался себя оградить. Он отгораживался вовсе не от внешнего мира. Он пытался защитить себя от мира, что находился в нем самом. Этот внутренний мир ужасал и изматывал его; он же понукал его искать способы сделать свою жизнь как можно более полноценной: он был убежден, что ему не суждено увидеть и тридцати зим.
Я же, однако, считал, что он смог бы дожить и до девяноста лет, если только доказать ему, что он ошибается.
Арал чувствовала подобное, да только в последнее время причины у нее были совершенно иными. Мне это было понятно. Будучи молодой и страстной, она большую часть времени проводила в обществе Велкаса, рискуя, когда объединяла свою силу с его. Неудивительно, что она в него влюбилась. Сложная глубина его дара, которым он делился лишь с ней, похоже, опьяняла ее с головы до ног, и их совместная работа стала для них всем. Это было безнадежно, совершенно безнадежно с самого начала, и даже Арал понимала это. Но любовь, подобно сорняку, вырастает там, где ей вздумается, и на разум тут надеяться уже не приходится.
Я был единственным их другом, старшим товарищем, и они — когда вместе, когда поодиночке — обращались ко мне, если им нужно было с кем-то поговорить. Меня радовала их дружба — да что там, это была прямо-таки честь для меня. Когда я понял, какой глубины Арал роет себе яму, то решил про себя: будь что будет, а я не оставлю ее, когда она оступится и полетит вниз — ибо рано или поздно это произойдет, — я буду поблизости и приду на помощь.
Разумеется, здесь было немаловажно еще и то, что я сам был в нее влюблен...
— Над чем это ты призадумался, Уилл? — поинтересовалась Арал, с улыбкой протягивая мне кружку челана. — Ты где-то очень далеко отсюда.
— Ты права, милая. Прости. — Я встряхнулся. — Стало быть, — добавил я, прихлебнув горячего челану и чувствуя приятное тепло внутри, — магистриса Эрфик одобрила вашу деятельность, говорите? — Я улыбнулся. — Что-то мне с трудом верится.
Велкас скривил рот на манер улыбки, а Арал рассмеялась.
— Ты прав, как всегда, Уилл, — сказала она. — Мы с Белом просто сказали ей, что собираемся пару раз совместно попробовать свои силы в лечении. Уж в этом-то она не могла нам отказать.
— Само собой. И когда же вы впервые додумались объединить усилия? — спросил я. Слишком хорошо я знал их обоих: они не станут врать — по крайней мере, наобум.
Велкас повернулся к Арал:
— В конце прошлого лета?
— Ну да. Во всяком случае, перед урожаем. Может быть, двумя лунами позже праздника солнцестояния.
— Да, похоже.
Арал повернулась ко мне:
— Если уж на то пошло, мне вот не верится, что ты явился, чтобы просто скоротать зимний день.
— А почему бы нет? В саду в это время года работы всего ничего, а травками и зельями я запасся вдосталь.
При этих словах я улыбнулся. Школа магов, понимаешь ли, искуснейшие целители мира — и при этом не снижается спрос на мои целебные отвары для горла или мази, унимающие ломоту в суставах холодной порой. Ежедневно здесь лечили куда более тяжкие недуги, однако неизменными напастями для людей всегда оставались старение костей и зимняя простуда. Ни один целитель не обладал способностью замедлить первое и облегчить второе.
