Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – граф
– Все время надеялись? – спросил я.
Она поняла, что я имел в виду, злая улыбка искривила ее полные губы.
– Да, пожалуй, никогда не забывались.
– Тяжело быть благородным, – посочувствовал я.
– Иногда – противно, – сказала она.
Между ее сдвинутых бровей иногда с сухим треском проскакивала короткая искорка, а будь расстояние между ними шире – блистала бы грозная молния. Я помалкивал, устрашенный, она прошла к брошенному халату, я забежал вперед, подхватил и, картинно растопырив, подал ей так, что ей оставалось только повернуться спиной и сунуть руки в рукава.
Довольная улыбка промелькнула на ее лице.
– Да, нравы в вашем королевстве отличаются, отличаются…
– Дык мы простые, – согласился я, – это вы все здесь такие сложные, нервные, раздражительные, дерганые…
Она рассматривала меня с интересом.
– Даже Христина?
Я развел руками.
– Да Христина как раз простая, как молодая корова, что и хорошо. Женщина ведь должна уметь что? Первое – лежать, второе – молча. Христина все это умеет, а что еще от нее надо? Это вот вы не женщина…
Она вскинула брови, глаза стали удивленными.
– Да?.. Нет-нет, останься. Мне нужно кое-что решить, а ты годишься как раз для этого… постучать в дурака.
Я поклонился с самым смиренным видом.
– Вы не ошиблись, ваша милость. Я именно тот дурак, которому можете рассказывать все. Я все равно ничего не пойму, но от меня может рикошетом отскочить очень умная мысль. Если не поранитесь, хватайте на лету!
Глава 5
Жизненные наблюдения показывают, что иногда женщина злится на одного мужчину, а мстит всем остальным. Я не знаю, чем мужчины обидели леди Элинор, или кто-то один ее обидел, но у меня стойкое ощущение, что она мстит им всем разом. Это, конечно, не касается черни, там нет ни мужчин, ни женщин, простой люд и есть простой люд, а вот лорд Кассель, лорд Лангедок, лорды других земель в герцогстве – все, по ее интонации, выглядят соперниками, их непременно нужно согнуть, наклонить, подчинить, заставить выполнять свою волю.
Имя герцога Готфрида ни разу не упоминалось, но я чувствовал по каким-то неясным намекам, что он как раз и стоит во главе угла. И даже не потому, что его крепость закрывает выход из «зеленого клина». Чем-то насолил когда-то очень сильно, насолил, а женщины – животные злобные. Это в стихах да в песнях им приписываем милосердие и кротость, на самом же деле куда безопаснее обидеть сто голодных крокодилов, чем одну женщину…
Я смотрел на нее преданно, всегда готовый поклониться, а она погладила кошку на подоконнике, бросила ей пару слов, кошка опрометью ринулась в дыру под дверью, а через пару минут в комнату вошла с нагруженным подносом Мадина. Повинуясь взгляду волшебницы, торопливо перегрузила на стол несколько тарелок, по большей части со сдобными пирогами, и только на одной с блестящим брюхом и выпуклой грудью откормленная курица, от нее пахнуло жаром, а коричневая с пупырышками кожа шипит и пузырится мельчайшими капельками сладкого сока. Вместо гарнира курица обложена со всех сторон мелкими, в мизинец размером и такими же по толщине, трубочками пирожков. Хотя их обжаривали со всех сторон, но у всех есть светлое брюшко и блестящая коричневая корочка.
Мадина поставила кувшин, две чаши и поспешно ушмыгнула, не осмелившись поднять глаз на повелительницу или ее гостя.
Леди Элинор взялась за кувшин, темно-красная струя хлынула в чашу. Проделала так привычно, что мне стало ясно: слуг допускает прислуживать только в торжественных случаях, когда что-то надо демонстрировать гостям, а когда одна, то вот так все сама, все сама…
Она в задумчивости отрезала кусок пирога и медленно жевала, запивая вином. Когда темно-красная жидкость осталась на дне, я взял кувшин и, прежде чем она успела отдернуть руку, налил в чашу еще.
– Ну, – сказала она в затруднении, – да-да, все правильно… Кстати, ты садись, садись. Бери, ешь.
Я медленно сел и благовоспитанно сложил руки на коленях. Она взглядом указала на курицу, я взял нож и разрезал, глаза волшебницы следили за каждым моим движением.
– Как, нравится?
Я пробормотал:
– Еще не знаю. Но так… красиво.
– У вас готовят так?
– Почти, – ответил я. – Мужчины не очень разбираются, что едят, ваша милость. Нам лишь бы побольше.
– Понятно, – ответила она. – Это везде так. А вино пьете?
– Кто ж его не пьет? – удивился я. – Разве только те, кто пьет водку или коньяк?
Она переспросила:
– Коньяк? Что это?
Разделанная курица медленно остывала, а я рассказывал о коньяке, водке, джине, виски, рассказал про грог и глинтвейн, про коктейли, курица перестала исходить сладким паром, но и леди Элинор, заслушавшись, держала в ладони надкушенный пирог, глаза блестят, ноздри раздуваются. Наконец, когда я решил, что хватит, она выдохнула с шумом:
– Я так и подозревала, что ваше королевство свернулось еще до последней Войны Магов!
Я пробормотал:
– Все враки, ваша милость! Никакой войны у нас отродясь не было.
– Да-да, – сказала она. – Ты ешь, ешь.
Я уже свободнее управлялся с курицей, заедал хрустящими пирожками. Если я из такого свернутого, что вообще довоенное, то ничего страшного, если в моем поведении будет больше отличий, чем я допускал раньше.
– Очень вкусно, – признал я. – Наверное, не уступает тому, что создается волшебством?
Она покачала головой.
– Глупо создавать волшебством то, что может сделать любая кухарка.
Насытившись, она откинулась на спинку кресла, кукольное личико стало задумчивым. Я моментально бросил жрать и отодвинулся от стола, мол, и мы знаем хорошие манеры. Она пребывала в задумчивости, затем ее взор обратился ко мне, на лице проступило новое выражение.
Очень медленно распахнула халат, одна половина задержалась на плече, вторая сползла до локтя. На меня взглянули в упор два алых кружка, которые принято сравнивать с бутонами розы, но мне кончики больше показались созревшими ягодами земляники. Или клубники, только мелковатой. Но сочной. Да, очень сочной.
Она смотрела на меня с интересом, опустила и с другого плеча, я смотрел не то чтобы бесстрастно, это будет оскорбительно, но со сдержанным восхищением посетителя художественной выставки, где выражать эмоции принято, однако не так, как на футболе, а piano, piano.
– И что скажешь? – спросила она.
Я кивнул:
– Очень хорошая фигура. Просто великолепная. Чувствуется, что вы за ней следите. Прекрасные пропорции! Думаю, что к тому генетическому материалу, который вам передали родители, вы еще и своих усилий добавили… Хорошая спортивная и вместе с тем весьма эротичная грудь, плоский живот… однако с тонким слоем жирка в нужных местах, хорошая кожа… чувствуется, что вы не совсем прячетесь от солнца, как остальные дуры. Да, отличная фигура.
