Анна Мистунина - Искупление
В молчании смотрели они друг на друга, и прохожие останавливались с тревогой, не зная, разнимать ли соперников или не мешать разговору давних знакомых.
— Я этого не сделаю, — сказал Налмак, и Кар ощутил, как он усилием воли гасит свой гнев. — Сейчас мы на одной стороне. Колдуны и впрямь улетели к Злым Землям, тут ты не врешь. Я помню свой долг перед племенем и не стану вызывать смуту. Но не думай, что вечно будешь уходить от расплаты, Карий. Ты крадешь чужих невест и бросаешь их, ты предаешь, колдуешь и убиваешь, и тебе все сходит с рук. Тебя встречают песнями, как героя. Дингхор при смерти звал тебя, ты знаешь об этом? Не меня и не Ранатора — тебя. Но ты предал его, как предал всех нас. Я чту его память, поэтому не трону тебя. Ты и без меня однажды ответишь за все.
Кар усмехнулся, и усмешка вышла волчья:
— Думаешь, я этого не знаю? Ты зря потратил слова, Налмак. Я знаю свою вину и помню о расплате. Но прежде я собираюсь победить в этой войне, а ты, если надумаешь мне мешать — умрешь. Это тебе говорит колдун.
— Я хочу этой победы не меньше твоего. Можешь меня не опасаться.
— Смотри, чтобы тебе не пришлось опасаться меня, — ответил Кар и ушел, не оглядываясь.
Вечером того же дня прилетела Мора, и Ветер передал с ее слов, что император с войском выступил из столицы, а Сильная Кати отослала грифоницу, дабы разделить с ними тяготы пути — жест, достаточно громкий, чтобы не сомневаться в его значении. Подобно самому Кару, полукровка Кати выбрала дикарей. И сколь бы высокой ни оказалась для нее цена, ее помощь в предстоящей битве стоила дороже. Еще дороже — ослабление Совета, где оставались теперь лишь два Сильных мага.
И Сильнейший, разумеется. Отцовская тень ложилась на плечи Кару явно, совсем как в юности. Стряхивая этот смертельный плащ, он слышал тихое рычание, и на память ему приходил старый, почти непобедимый в последней своей схватке волк, встреченный однажды в Ничейной Полосе. Подоспевший Ранатор решил исход столкновения, на скаку пронзив зверя копьем и протащив так через жидкий лесок до края становища. В противном случае Кар, а не волк пропитал бы в своей кровью редкий в тех краях снег.
Начавшийся сбор аггарских войск словно воскресил памятные дни последней войны с Империей. Клич, брошенный Чанретом, был прост: каждый, кто способен держать меч. Свободные земли всколыхнулись. Заставшие прежние дни воины готовились умереть с честью — зная звероподобных, мало кто надеялся на лучший исход. Юные же рвались повторить подвиги отцов, не понимая, что грядущая беда страшнее любой из случавшихся прежде, и песен об их доблести слагать может оказаться некому.
Походные шатры вокруг селения Круглого Озера тянулись уже на многие мили. Ночами пастбища казались горящими из-за бесчисленных костров. Кар по-прежнему жил в доме Чанрета, как и он, дожидаясь общего сбора и выступления и гадая, поспеет ли император прежде армии магов. О том же велись разговоры и вечерами у очага, и днем, когда на свободном участке перед лесом воины разминались в учебных боях. Кар чуял приближение отца, как, бывает, в ясный день ощущается скорый приход грозы; но и аггары, не имевшие подобных чувств, мрачнели день ото дня.
В конце концов решено было выступить навстречу магам, не дожидаясь подкрепления из Империи. Медлить значило допустить звероподобных на свои земли — на такое не согласится ни один аггар. Но и вид императорских войск, свободно шествующих через беззащитные селения, не обрадовал бы никого, поэтому трем тысячам всадников выпало отправиться навстречу гостям, дабы вместе прибыть к месту сражения. А уж вовремя или нет — то в руках Божьих.
Дождливым ранним утром воины двадцати шести племен выступили к востоку; еще шесть готовились присоединиться в пути. Земля дрожала под тысячами копыт. Аггарское войско, не обремененное ни пехотой, ни тяжестью рыцарских доспехов, не связанное необходимостью следовать дорогам, покрывало милю за милей, вытаптывая траву, обходя леса и пересекая вброд реки. Легкие, приспособленные к бездорожью повозки обоза почти не отставали от всадников. Впереди же, выдерживая расстояние, почти незаметными штрихами в сером пасмурном небе, летели два грифона — черный и золотой. Кар простился с Ветром в ночь перед выступлением, но уговорить его остаться в стороне, как обычно, не смог.
Бесконечные луга свободных аггарских земель то тут, то там пестрели овечьими стадами и табунами коней. Пастухи, чаще всего мальчишки, слишком юные для войны, провожали воинов испуганными и завистливыми взглядами. Несколько раз на пути встречались селения — те же серые холмики хижин в окружении полей и роскошных пастбищ. Возле селений вставали лагерем. Когда приходило время двигаться дальше, войско Чанрета пополнялось новыми отрядами, а обоз — запасами вяленого мяса, рыбы, сыра и муки, сушеными ягодами и овсом. И снова ложились под копыта сочные травы, замирали от страха в норах суслики и полевые мыши, разбегались, издалека почуяв топот и гул, табуны диких коней, хоронились в чаще встревоженные волки, прятались напуганные олени и лоси. Дикий край, пока еще изобильный, не задетый медленно расползавшимся проклятием Ничейной Полосы, замирал и с опаской прислушивался. Даже гомон бесконечно снующих над головой птиц звучал вопросительно и тревожно.
Вождь вождей, чей вороной жеребец всегда на шаг опережал других, был молчалив и напряжен, как натянутая тетива. Его глаза неотрывно вглядывались в неровный горизонт, как будто в нетерпении ожидая увидеть тени врагов. Меч, успевший прославиться во многих стычках задолго до войны с Империей, казалось, сам просится ему в руки. Изогнутый наподобие серпа, с расширяющимся к концу лезвием, он был страшным оружием, но не менее страшной была ярость, охватывавшая Чанрета в бою. Кар хорошо помнил хмельное неистовство, с которым его друг отнимал жизни, и теперь, когда каждый удар копыт приближал их к новой битве, нетерпение Чанрета было как запах крепкого вина. Похожие чувства владели большинством аггаров, разве что Налмак хранил отстраненное спокойствие, с каким ходил в бой всегда, сколько Кар его помнил.
Они ехали в первом ряду, вместе с Вождем — Налмак, Калхар, Ордитар, другие, по праву считавшиеся первыми в племени Круглого Озера. Нашлось среди них место и Кару. Будь его воля, именно так, между Чанретом и Калхаром, он и встретил бы врагов. Но разумеется, ему, магу и принцу, в решающий день достанет иных забот, чем размахивать мечом в первых рядах еретиков-аггаров. Впрочем, кто знает, как оно обернется? Легкое метательное копье, притороченное к седлу Кара, длинные стрелы с вытянутыми наконечниками для дальнего боя и тяжелые, с широкими и плоскими — для ближнего, с оперением из орлиных крыльев в колчане за его плечами еще могут понадобиться прежде, чем императорское войско нагонит своих прежних врагов и новых союзников.
