Стивен Кинг - Извлечение троих
Джордж перетянул столько вен и артерий, сколько мог при данных обстоятельствах, а когда сердце пострадавшей бешено заколотилось, вколол ей полную дозу дигиталина. Наконец прибыла кровь. Ее доставили копы. Вам нужно поднять ее, док? — спросил один, но Джордж ответил, что не сейчас, вколол ей в вену иглу и начал закачивать кровь, точно дозу какой-нибудь страждущей наркоманке.
Потом он позволил поднять ее.
Потом ее повезли в больницу.
В машине она очнулась.
Тогда-то и начались странности.
3Как только ее занесли в машину, Джордж вколол ей демерола — она начала шевелиться и слабо вскрикивать, — причем дозу такую, чтобы уж быть уверенным, что она тихо-мирно доедет до «Сестер милосердия». Он был на девяносто процентов уверен, что она не умрет в дороге, но хирурги потребуются самые лучшие.
Однако веки женщины стали подергиваться, когда до больницы оставалось еще шесть кварталов. Она издала хриплый стон.
— Может, опять ее вырубить, док, — предложил один из фельдшеров.
Джордж едва ли осознал, что кто-то из среднего медперсонала впервые снизошел до того, чтобы назвать его «док», а не Джордж, или, еще того хуже, Джорджи.
— Ты что, рехнулся? Лучше не суйся, когда ни фига не знаешь!
Фельдшер быстренько ретировался.
Джордж повернулся опять к молодой негритянке и вдруг увидел, что она пришла в себя и тоже смотрит на него вполне осознанным взглядом.
— Что со мной произошло? — спросила она.
Джордж вспомнил, как кто-то из толпы говорил другому о том, что она якобы произносила прежде, чем потерять сознание (как она доберется до этого мудака и повырвет ему все яйца и т. д., и т. п.). Тот тип был белым. Теперь Джордж решил, что он все это придумал либо из-за странности, свойственной человеческой натуре, когда и без того трагическую ситуацию стремятся выставить еще трагичнее, либо просто из-за рассовых предрассудков. Сразу видно, что эта женщина — воспитанная и культурная.
— Несчастный случай, — сказал он. — Вам…
Она закрыла глаза, и он подумал, что ее опять потянуло в сон. Ну и хорошо. Пусть кто-то другой скажет ей, что она лишилась ног. Кто-то из тех, у кого доходу побольше 7600 $ в год. Он отодвинулся чуть влево, чтобы еще раз измерить ей давление, и тут она снова открыла глаза. Перед Джорджем Шейверсом была совершенно другая женщина.
— Мать твою, из-за этого мудозвона мне оттяпало ноги. Я чувствую, что они тю-тю. Это что — скорая?
— Д-д-да, — выдавил Джордж. Ему вдруг захотелось чего-нибудь выпить. Не обязательно спиртного. Просто промочить горло, а то во рту пересохло. Как в том фильме со Спенсером Трейси, «Доктор Джекилл и мистер Хайд», только на самом деле.
— Поймали они этого белого мудака?
— Нет, — про себя Джордж еще подумал: «Парень, кажется, влип, еще как влип».
Он как-то смутно осознал, что фельдшера, подступившие было поближе (быть может, в надежде, что он сделает что-то не так), отошли подальше.
— Ну и ладно. Все равно эти белые гады его отпустят. Я сама до него доберусь. Я хрен ему на фиг отрежу. Сукин сын! Я скажу тебе, что я буду делать с этим сукиным сыном! Я тебе кое-что скажу, белый ублюдок! Я скажу тебе… я скажу…
Глаза ее снова закрылись, и Джордж подумал: «Да, лучше спи, пожалуйста, спи. Мне за это никто не заплатит, я все равно не врубаюсь, не знаю, что делать, нам читали про шоковое состояние, но никто даже не упомянул шизофрению…»
Глаза снова открылись. Перед ним была первая женщина.
— Какой несчастный случай? — спросила он. — Я помню, как вышла из «Я»…
— Из себя? — тупо переспросил Джордж.
Она улыбнулась вымученной улыбкой.
— Такая кофейня. «Голодный я».
— А. Да, понимаю.
Из-за той, другой, будь она хоть трижды пострадавшая, он себя чувствовал так, как будто его облили грязью, ему даже стало немножко нехорошо. А с этой он себя чувствовал точно рыцарь из романа про короля Артура, рыцарь, который успешно выцепил Прекрасную Даму из логовища дракона.
— Я еще помню, как спустилась в подземку, прошла на платформу, а дальше…
— Кто-то столкнул вас. — Это звучало глупо, ну и что с того? Это действительно было глупо. Нелепо.
— Столкнул под поезд?
— Да.
— И я осталась без ног?
Джордж попытался сглотнуть, но не смог. В горле совсем пересохло.
— Не совсем, — выдавил он, и ее веки снова сомкнулись.
Пусть это будет обморок, подумал он. Пусть это будет…
Глаза распахнулись. Они так и пылали. Рука поднялась и резанула растопыренной пятерней по воздуху в каком-то дюйме от его лица — еще чуть-чуть, и он лежал бы сейчас в травмпункте с разорванною щекой, а не курил бы тут с Хулио «Честерфилд».
— ТЫ БЕЛЫЙ ГАД, СУКИН СЫН! — завопила она. Глаза горели адовыми огнями на чудовищно искаженном лице. В этом лице не осталось уже ничего человеческого. — БУДУ ТЕПЕРЬ КОНЧАТЬ ВСЯКОГО БЕЛОГО МУДАКА, ТОЛЬКО МНЕ ПОПАДИСЬ! ОТРЫВАТЬ ИХНИЕ ЯЙЦА И ШВЫРЯТЬ В ИХНИЕ БЕЛЫЕ ХАРИ! Я…
Это было какое-то сумасшествие. Так изъясняется только Бабочка Мак-Куин, негритянка из одного комикса, которая рехнулась уже окончательно и настроена очень решительно. Вот и она — или оно — тоже казалась какой-то нечеловеческой. Это вопящее и издерганное существо просто не могло полчаса назад лежать в тоннеле подземки с отрезанными ногами. Она кусалась. Пыталась расцарапать ему лицо. Из носа у нее текло, с губ летели плевки, изо рта — непристойности.
— Вырубите ее, док! — заорал кто-то из фельдшеров, вдруг побледнев. — Бога ради, вырубите ее! — он потянулся уже к коробке со шприцами, но Джордж отшвырнул его руку.
— Отгребись, чучело.
Джордж посмотрел на свою пациентку и снова увидел глаза той, первой — спокойные, умные.
— Я буду жить? — спросила она небрежно, таким тоном, каким обычно беседуют за чашкой чаю, а он подумал: «Она даже не знает об этих провалах. Совершенно не знает». И чуть погодя: «И та тоже не знает».
— Я… — он тяжело сглотнул, потер грудь поверх халата, как бы стараясь унять бешеное сердцебиение, и приказал себе взять себя в руки. Жизнь он ей спас. Психологические ее проблемы его не касаются.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она, и он даже слегка улыбнулся искренней озабоченности, что прозвучала в ее голосе. Это надо же — она спрашивает его!
— Да, мэм.
— Вы на какой вопрос отвечаете?
Он сначала не понял, но потом сообразил:
— На оба, — он взял ее за руку. Она сжала его руку, а он заглянул в ее сияющие глаза и подумал: «А в нее можно влюбиться», — и в это мгновение ее рука превратилась в царапающую пятерню, и она сообщила ему, что он белый мудак и что она не просто яйца ему отрежет, а вырвет их зубами.
