Лорды гор. Да здравствует король! - Арьяр Ирмата

— Но как?

— Вот так.

Король склонился и коснулся губами моих губ. Осторожно, нежно. С кончиков его пальцев, касавшихся висков, потекло пламя, тонким полупрозрачным покровом окутывая тело.

А потом полыхнуло так, что я задохнулась от ужаса — ало раскалились стены, желтым солнцем горел воздух, каждая пылинка стала ослепительной звездной искрой. Пламя взревело, свилось в охватившую меня спираль, и меня не стало — рассыпалась, растаяла, испарилась, превратилась в чистый восторг от бушевавшей уже не вне — а внутри меня силы.

— Как жаль, что в обряде айров разрешены только невинные ласки, — вздохнуло рыже-белое пламя, отпустив мои губы. И обрело человеческие очертания.

— Это вы называете — невинные? — дыхание вернулось с трудом.

— Конечно, я же еще не посягнул на твою невинность, — Роберт кончиками пальцев скользнул по моей шее вниз до завязок рубашки под горлом.

Меня — вот странность — кинуло в озноб.

— Да и времени уже нет на такие радости, — продолжал издеваться этот извращенец, дернул завязку, распуская узелок.

Я схватилась за ворот… исчезнувший вместе с рубашкой, осыпавшейся пепельными хлопьями вместе с тугой повязкой под ней, стягивавшей и без того маленькие груди.

Рубашка короля тоже испарилась, как и вышитый дублет, обнажив мощный торс с рыжими волосками на груди.

— Мм… — прикрыл он жадно вспыхнувшие глаза, успев перехватить меня лапищей за спину до того, как я попыталась дать деру, и прижал к себе.

— Интимные отношения в обряде запрещены! — напомнила, пытаясь вырваться.

— Да знаю, знаю, — отмахнулся он. — Но это единственная возможность разорвать сам обряд. Мне показалось, он тебя тяготит.

— Нет! Нисколько! Год так год! Хоть посмертно! — пищала я, отталкивая его ласкавшие ладони. Они словно размножились — так легко и быстро, едва касаясь кожи, скользили по телу. — Как вы можете! На могилах вашего отца, деда!

— Кошмар, какое святотатство! — он поднял меня и усадил на колени, а губы скользнули по шее так нежно, что сердце готово было выпрыгнуть и укатиться куда-нибудь подальше. И хорошо бы вместе со мной.

— Сир! Вы — супруг моей матери! — я попыталась вывернуться.

Удержал, конечно.

— Бывший.

— Я вам в дочери гожусь!

— Но не дочь.

— Вы… усыновили меня!

— И где же мальчик?

— Я несовершеннолетняя!

— По законам гор ты уже давно совершеннолетняя.

— Здесь не горы!

— Правильно. Здесь — я. Твой король. И приказываю помолчать.

Он накрыл поцелуем рот. И меня охватил такой жар, что все, испытанные прежде огненные пекла показались бледными подобиями. И… великие боги, я хотела этого огня!

— Лэйрин… Наконец-то ты откликнулась, — прошептал король.

— Не надо, пожалуйста, — всхлипнула я, а тело кричало: «Надо!» — и вдруг вспыхнуло факелом.

Язычки пламени пробежали по обнаженным рукам и ногам, животу и груди. Я читала в свитках айров поэтическое выражение «сгорать от стыда», но не так же натурально!

Роберт отстранился. Капельки пота выступили на его лбу. Жилы на руках вздулись так, что, казалось, вот-вот лопнут. Он провел ладонью над огоньками, как шерстку гладил, и они потянулись к нему, тычась язычками, словно котята.

— Не бойся, Лэйрин.

— Я н-н-не боюсь, — сказала я, стуча зубами от страха.

— Прости. Это был самый мучительный… восхитительный… но, главное, самый быстрый способ… зажечь огонь от огня. Разбудить тебя. Я бы не причинил тебе зла.

Мерзкий, циничный, расчетливый гад. Все мужики сво…

— Теперь погаси их, Лэйрин, — приказал король.

— Как? — пискнула я.

— Вдохни пламя в тело, как вдыхаешь воздух.

Получилось через мучительную минуту.

Следующие минут пять Роберт удивительно походил на Рагара, изводившего меня на тренировочной площадке командами «встать-лечь-отжаться».

— Вдохни. Выдохни. Держи огонь. Что значит держи? Ровно! Вдохни. Теперь выдохни только на ладонях! — командовал король, как сержант на плацу новобранцу. — На ладонях, а не на спине. Забыла, где у тебя руки, а где ягодицы? Мне напомнить? Молчать! Еще раз вдохни. Выдохни. Сильнее. Дальше, еще дальше, дотяни факел до стены.

Доведя меня до огненного пота, он сгреб мое измученное, как после пыток, перепачканное пеплом тело и вынес из святилища.

— Остальному дар сам тебя научит, — сказал король, доставив ношу в туалетную комнату, примыкавшую к спальне.

— К-какой дар? — лязгнули зубы, когда на меня обрушился поток ледяной воды из опрокинутой над головой бадьи.

— Тот, который ты с твоей матерью собирались украсть. «Огненная кровь». Я смешал нашу кровь, когда лечил твою ступню. Еще до обряда. Обсушись сама. Выдохни огонь.

Я так обсушилась от злости, что загорелась портьера. Лжец! А слова-то какие звучали — конфликт темной крови и светлой! Адаптация!

Роберт оборвал горевшую тряпку, бросил в чан с водой. Кинул мне охапку одежды.

— Поторопись, Лэйрин. Всего два часа до полуночи осталось.

Удивительный парадокс. Мне казалось — полночь давным-давно миновала, и Азархарт просто очень занят или… проспал, например. Или темные спят днем, как летучие мыши? Тогда — насморк подхватил. Чуму. Могут же быть у большого и страшного владыки какие-то маленькие слабости?

— Откуда вы знаете, сколько до полуночи, сир? Опять хотите обмануть? А мой папочка, может, уже в дверь стучит… — и оглянулась с замершим сердцем: показалось, что и правда где-то стукнуло.

Но было очень тихо. Дворец как вымер. ВОТ!

Не успела я совсем перепугаться, как откуда-то донеслись женский смех и звуки лютни. Не похоже на траур. Так. Сосредоточиться! — приказала я прыгавшим, как блохи, мыслям. Не о том спрашиваю.

— Откуда знаю? Солнце — тоже огонь, и я чувствую его днем и ночью, где бы оно ни находилось, как тебя сейчас, — ответил между тем Роберт… раздеваясь догола. — Ты ведь не это хотела спросить.

Я отвернулась, покраснев, а он всего лишь сменил штаны и взялся за рубашку. На мой косой взгляд усмехнулся:

— Плох тот король, что не может обойтись без слуг.

— Да я не о том! — прошипела я, пытаясь намотать обнаруженную широкую ленту как повязку на грудь. Не пробовали? Чудесное упражнение на гибкость. — Я о вашей лживости! В горах считают вас тупым и прямым, как бревно. А вы… Притворялись! Вы всегда разный. Когда вы настоящий, искренний?

— Всегда. — Роберт подошел, рывком стянул ленту, едва не сломав мне ребра. — Огонь всегда разный, сколько ни смотри, и всегда настоящий. Даже если он обманчив, как болотные огни. И не тебе обижаться, маленькая лгунья. Ты больше не хочешь быть мальчиком?

— Я и не хо…

— Хотела, Лэйрин. Еще совсем недавно. И даже обрадовалась россказням Рамасхи, будто бы я собираюсь изменить тебя. Решила, что уж тогда-то, став настоящим мальчиком, точно перестанешь переживать из-за выбора Дигеро. Так? Впрочем, у нас еще куча времени, хватит на то, чтобы изменить твое тело… слегка. Подумай, может, ну его, этот обряд? Да и Азархарта туда же.

Он властно завладел моими губами, целуя до дрожи в коленях и невыносимого жара в животе, и тихо рассмеялся, когда я постыдно обмякла в его руках, простонав невнятно:

— Не надо ничего менять, оставьте все как есть.

— Оставлю. Я не беру детей, Лэйрин. У тебя даже лунные дни еще не наступили, в твоем-то возрасте. Только это меня и останавливает, скажи спасибо своей матери-ведьме.

Он вздохнул, натянул на меня рубашку, дублет, затянул мне пояс на штанах, вложил в ножны кинжал и подтолкнул к выходу.

С этого момента время словно свихнулось.

16

Когда-нибудь в следующей жизни, если таковая у меня будет, я напишу трактат о магических парадоксах, о спиралях времени, об иллюзорном узоре, порожденном поворотом калейдоскопа с осколками, оставшимися от распада божественных айров.

Первое настоящее прикосновение к магической истине мира подарил мне благороднейший наш король Роберт Сильный, оболганный в хрониках горных домов и возвеличенный равнинными менестрелями в балладах (к созданию коих и я, признаться, тайно приложила руку).