Ольга Табоякова - From Moscow to love
Алексей пожал плечами.
Суть моей работы, о которой рассказал мне глава ложи и мой приемный отец, заключалась в следующем. Я становился человеком прошлого. Звучит, странновато, но определение емкое. Оказывается, второй волной поселенцев на Земле были построены особенные места. Ложа Высших опекала определенный вид этих мест. Я видел записи предыдущего главы ложи. Там было написано про семь артефактов.
Один из них находился на территории нынешней России. Это в этом самом городе. Москва. Представляете, что здесь было пять сотен лет тому назад. Мое определение - грязь. Хотя и сейчас не лучше, только гораздо технологичнее.
Присутствующие согласились с этим утверждением рассказчика. Елисей удивился. По его мнению, сейчас было гораздо лучше. Люди, наконец, перестали верить в чудеса. Жить стало проще и спокойнее.
Итак, не знаю, то есть неизвестно, как определенное место наделялось силой. Но на этом месте обязательно должен быть мост. В общем, я не буду называть мост, ни к чему это. Тем более, что он разрушен. И это к лучшему. Место-то сохранилось, но моста нет. Суть работы заключалась в том, что специально обученный, но к тому же и человек с другой кровью, мог перевести человека в прошлое.
Сейчас я объясню более понятно. Другая кровь - это то долголетие, которое мне даровано. Уже позже мою кровь исследовали в лаборатории. Она сильно отличается от обычной. Значит, мост признавал меня своим и позволял им пользоваться.
В определенное время в определенном месте я ждал людей. Они приходили и плакали. Дело было в ошибках. Знаете, что-то сказал, или не сказал, не так сделал, не спас, не добежал. Ошибки считались серьезными, если это вело к гибели человека или к другим серьезным последствиям. Видите, какое хорошее ограничение. Решать, является ли последствие серьезным, приходилось мне. Для сего тоже я был поставлен.
Так вот, человек рассказывал мне все. Я брал плату, переводил его на ту сторону. Человек обязан был исправить сотворенное. При этом, что было хорошо. Человека забывал, что он проходил по мосту. Он снова проживал жизнь с того момента, как исправлял свою глупость или малодушие. Лишь необъяснимое чувство дежавю оставалось у людей.
Я посчитал себя Высшим. Я мог творить новый мир. Не совсем творить, но я был тем ключом, который отмыкал дверь прошлого.
Здесь Алексей горько улыбнулся. Елисей про себя пожал плечами. Всем свойственны заблуждения. Он вот тоже по молодости думал, что он самый крутой доктор. А когда его вызвали к столь необычному пациенту, как Сидней, то хваленный доктор растерялся. Сначала он не верил в то, что его не разыгрывают. Упустил драгоценное время. Потом он намаялся, чтобы вылечить город. Но с тех самых пор, Елисей предпочитал не тратить время на глупое самомнение. Алексей перешел к событиям, заставивших других приглашенных вспомнить о ценностях их жизни.
Я получил мост в единоличное владение в самый первый день, как приехал, и тем же вечером я должен был начать служение. Великий день в моей жизни. Так я думал тогда. Это действительно посвящение. Я был в этом уверен.
Алексей улыбнулся. Это сейчас он улыбался, а вот тогда ругался на трех языках, которые выучил под руководством своего наставника.
Вечером я пришел к мосту. Это вот так просто звучит, что пришел. Я туда промаршировал, да еще оделся торжественно. Рубаха. Как сейчас помню такая небеленая рубаха, которой лучше в жизни больше у меня не было. Я пришел к мосту заранее. Это было нетерпение и осознание торжественности, величия и избранности, а в итоге оказалось, что самомнения.
По правилам я должен был пойти и поздороваться с ним, это я про мост. Я желал ему здравия, а затем шел к дому деда Афанасия. Это в полверсте от моста было.
Я пришел к мосту и пожелал здравия. Он никак не ответил, но мне очень хотелось услышать чего-нибудь. Я верил, что мост и место - живые Я замер, надеясь в тишине быть допущенным к настоящему величию. Ждал. До назначенного времени еще было около часа. Стоял у моста, но в тени. Тогда там было много мусора у первой правой опоры.
В один из моментов я услышал за спиной шум и обернулся. У моста стояло два десятка человек. Это было подозрительно, хотя тогда я воспринял, что это радостно меня приветствуют.
Я повернулся и пошел к ним. Идти к ним было моей ошибкой, но это легко объяснялось моим самомнением. В свете луны, которая нагло смеялась надо мной, я увидел искаженные желанием лица. Желание было единым. Они жаждали все получить. Вздрогнув, я остановился. Они шли, чтобы порвать меня на куски. Я еще подумал, что это очень странное начало моего служения.
Первыми ко мне подошли три огромных бугая. Каждый из них мыслил о том, чтобы быть первым.
- Не оставь, - взмолился один.
- Изыми, - тянул ко мне руки другой.
- Спаси, - требовал третий.
Но это было лишь начало. Руки ко мне потянули остальные. А затем пошли и просьбы, сильно напоминающие отчаянные требования.
Я попытался отвести их руки, но не смог. Меня уже ухватили за ворот рубахи. В ту секунду я понял, что они раздерут меня на куски, чтобы я их провел.
Алексей нахмурился, сам недовольный своими неточными словами.
То есть я понял, что они раздерут меня на куски, потому что я их не пропущу. Почему я не должен их пропускать, и вообще кто они такие, я не знал.
Рубаха затрещала. Тогда хоть и ткани были другие, но и сила людская была несоизмеримо выше. Мне стало больно.
Я ударил. Ударил жестко и со всей силы. Ударил под ребра. Сначала одного, затем также и другого. Это точки, отнимающие у человека силу, а также заставляющие онеметь его тело на три минуты. Третий оказался проворнее, он успел замахнуться. Я получил удар, к счастью, лишь по касательной. Рука занемела, но это не помешало мне ударить и третьего. Когда он, завывая, согнулся, то тогда напали остальные.
Толпа нападает ожесточенно и синхронно. Они мешают друг другу, но в то же время и валятся на свою жертву. Там были и женщины и двое подростков.
Я бил и рвал их на куски. Остановить толпу можно еще большей жестокостью. Я разодрал какой-то женщине щеку, вторую ударил в грудь. С мужчинами было проще. Ратников там не было.
Справиться с толпой мне удалось, но это мне обошлось дорого. Рубаха была порвана в клочья. Видать было это предзнаменованием.
- Зачем? - я тряс за грудки одного из первых нападающих.
- Мы молим, - задребезжала одна из женщин. Она завыла и кинулась мне в ноги. - Помоги, спаси, сохрани.
Вот тогда я понял, что ненавижу людей.
Елисей пожалел "прошлогоднего человека". Пришедший к мысли о ненависти всегда несчастен. Остальные это тоже знали.
