Денис Чекалов - Призраки кургана
Вдруг руки мертвого ратника опустились, кулаки замолотили по воздуху, отбиваясь от неведомых врагов, но очевидно не попадая в них.
Тело воина сотрясалось и гнулось от сыпавшихся на него ударов, потом напряженно вытянулось, сотрясаемое мелкой дрожью. И наконец замерло, совершенно обессилев. Звенящий от ужаса голос Снежаны вопрошал:
— Ольгерд, что с тобой? Хоть слово скажи, я не могу помочь тебе!
И тот глухо, со смертельной усталостью проговорил:
— Я и сам не понимаю, девочка моя добрая, спасибо, что выполнила обещанное. Мне хоть немного легче стало, как лицо твое увидел. Но душу мою не пускают в загробный мир, Ирий, тот прекрасный сад, куда отправляются после смерти почти все, кроме самых страшных преступников. И я день за днем пересматриваю свою жизнь и не нахожу того, за что мог быть наказан такими страданиями.
Он замолчал, на миг забывшись, сцепив пальцы и устремив глаза в неведомое. Видно, в бессчетный раз просматривал минувшее и собственные поступки в нем. Я поторопился вернуть его в сегодняшний день, не зная, сколько еще Ольгерд сможет говорить с нами.
— Так что с тобою происходит, воин?
Тот снова очнулся.
— Душа моя не может покинуть мертвое тело. Лишь изредка ей удается вырваться, но сил не хватает навсегда покинуть курган.
Вы не можете понять, и пусть боги не допустят вам никогда узнать, как страшно ей внутри ледяной, неподвижной оболочки, где она вынуждена биться минута за минутой, день за днем, год за годом. Всегда, вечно!
Мои мучители — души рабов, что были похоронены вместе со мной. Не знаю, как смогли они ускользнуть от всевидящего ока бога Велеса, кто ведет всех в загробный мир, запирая своим ключом дверь от него, — но они свободны.
Они не отвечают на мои вопросы, но разве был я им плохим господином? Кто-то наделил их черной, злой силой. Иногда они тащат меня по мрачным, диким, угрюмым пустыням, где обступают уродливые, чудовищные создания, хохочущие упыри, василиски с головой петуха, туловищем жабы и хвостом змеи, от чьего дыхания трескаются горы.
Они воют, указывают на меня пальцами, обвиняя в страшных преступлениях, которые я не совершал. Даже подумать не мог, что подобные греховные дела вообще возможны на земле.
Бывшие слуги, а теперь палачи, наделяют моей душой казненных татей, и те оживают, бродя по улицам со следами пыток и смерти, приводя в ужас людей, которые снова, еще более страшной смертью уничтожают восставших из смерти. И я страдаю вместе с ними, вновь и вновь умирая.
Нередко эти трое заставляют меня лететь по бесконечным, призрачным коридорам и узким подземным ходам, пока я не попадаю в какой-то высокий, наполненный сумерками зал. Там бьются крики и стоны других душ, и их вместе со мной рубит на куски чудовищная тварь.
Вдруг Ольгерд замолчал, настороженно прислушиваясь. До нас донесся уже слышанный ранее звук тронутой пальцем струны. Три призрачные фигуры в длинных белых рубахах до земли появились возле призрака.
Лица, искаженные злобой, совсем утратили человеческие черты.
Перекошенные рты выкрикивали нечто неразборчивое, горящие ненавистью глаза смотрели на меня со Снежаной и Ольгерда.
Они схватили воина, легко оторвав его от земли, и понесли к кургану, скрываясь в засыпанном снегом склоне. Ольгерд, безуспешно пытаясь отбиваться, успел только вскрикнуть:
— Помоги мне, ведунья! Освободи!
Снежана кинулась к нему, но я снова удержал девушку:
— Остановись, ты ничем не сможешь сейчас помочь, ведь у тебя нет власти в мире мертвых.
Она оттолкнула мою руку, подбежав к тому месту, где только что стояли Ольгерд и его враги, но там не осталось никаких следов, снег лежал нетронутой белой пеленой. Опустившись на колени, ведунья попробовала разгрести его, но скоро наткнулась на промерзшую, похожую на камень, землю.
Я молча помог ей подняться, и мы отправились в обратный путь.
— Они совсем не хотели умирать, — заметила Снежана и снова замолчала.
Я понял, о ком она говорит, и подумал о том же, представляя погребение Ольгерда, — так ясно, словно сам присутствовал на нем…
3Старейшина деревни, в которой родился воин, с утра обошел все дворы с черным жезлом, объявляя о том, что павшего в бою привезли домой.
Белый круг солнца лил раскаленный жар на землю. Спасая от него тело погибшего сотского, установили на невысоком холме навес на четырех столбах, между ними натянули плотный белый холст. Ольгерд в боевом облачении лежал на деревянном возвышении, вокруг столпились женщины, поющие погребальную песню:
Приуныло, приутихло море синее,
Приуныли, приутихли реки быстрые.
Приуныли, приутихли облака ходячие,
Из далека чиста поля.
Из раздолья широкого
Как бы гнедого тура
Привезли убитого —
Привезли убитого
В бою голову сложившего храброго Ольгерда…
Они призывали усопшего раскрыть ясные очи, взглянуть на белый день, красное солнце, подняться со смертного одра. Слезы свои плакальщицы собирали в маленькие склянки, называемые плачевными. Эти сосуды будут погребены вместе с воином, как и любимая собака, конь, оружие, еда и мехи с медом.
На лужайке возле холма справлялась тризна, воины пили и ели, вспоминая своего командира. На холме, разобрав шатер, стали копать глубокую могилу, куда опустили труп и вещи.
С любовью было собрано все необходимое, что только могло понадобиться на трудном пути в загробное царство. Среди них сплетенная из ремней лестница — по ней легко подняться в дивную страну, куда на зиму улетают птицы и где обитают мертвые.
Острые кинжалы пронзили бьющихся от страха собаку и коня, они должны последовать за хозяином в смерти так же, как было это в жизни. После вывели трех мужчин в длинных белых рубахах до земли, босиком — рабов погибшего. Однако они вовсе не изъявляли желания умереть, преданность их была не столь безгранична.
Люди отбивались, кричали о несправедливости, один из них, самый молодой и сильный, впился крепкими зубами в руку удерживающего его воина, вырвав кусок мяса и выплюнув его к ногам мучителя.
Но окружающие были неумолимы — те же длинные клинки перерезали горло всем троим, и трупы опустили в яму. Во время похорон многие в знак скорби царапали себе лицо и грудь наконечниками стрел, ножами, вырывали клочьями волосы, кидая их в могилу.
Наконец курган был насыпан. Старшина с черным жезлом объявил начало стравы — торжества, венчающего мрачный обряд. Сошлись бойцы на кулаках, поодиночке и стенками, состязались бегуны, силачи, ломающие подковы и поднимающие тяжести. Обессилевшие подкреплялись едой и питьем, расставленными в тени под деревьями.
