Баркер Клайв - Пятый доминион
Но не только соображение о том, что, будучи подобной Душой, он наверняка будет гостеприимно принят у Клейна, привело Милягу сюда. Он не помнил такого случая, чтобы Клейну не нужны были деньги для какой-нибудь аферы, а раз так, то ему нужны и художники. В этом доме на Ледброук Гроув можно было не только отдохнуть, но и найти работу. Прошло одиннадцать месяцев с тех пор, как он в последний раз видел Честера, но тот приветствовал его столь же пылко, как и всегда, и пригласил войти.
- Скорей-скорей, - поторопил Клейн. - У Глорианны опять течка! - Он умудрился-таки захлопнуть дверь, прежде чем страдающая ожирением Глорианна, одна из его пяти кошек, успела улизнуть в поисках дружка. - Опоздала, радость моя! - сказал он ей. - Я ее специально откармливаю, чтобы она не могла быстро бегать, - пояснил он, - да и я рядом с ней не чувствую себя таким боровом.
Он похлопал себя по животу, который значительно увеличился, с тех пор как Миляга видел его в последний раз, и теперь испытывал на прочность швы его рубашки, такой же багровой, как и лицо ее хозяина, и знававшей лучшие времена. Он до сих пор перевязывал сзади волосы лентой и носил на шее цепочку с египетским крестом, но под внешностью безобидного обрюзгшего хиппи скрывался страшный стяжатель. Даже прихожая, в которой они обнимались, была переполнена разными безделушками: там были вырезанная из дерева фигурка собаки, немыслимое количество пластмассовых роз, сахарные черепа на тарелках и тому подобные вещи.
- Господи, ну и замерз же ты, - посочувствовал он Миляге, - и выглядишь плоховато. Кто это тебе так отделал физиономию?
- Никто.
- У тебя синяки.
- Я просто устал, вот и все.
Миляга снял свое тяжелое пальто и положил его на стул рядом с дверью, зная, что, когда он вернется за ним, оно будет теплым и покрытым кошачьей шерстью. Клейн был уже в гостиной и разливал вино. Всегда только красное.
- Не обращай внимания на телевизор, - сказал он. - Я в последнее время вообще его не выключаю. Весь фокус в том, чтобы смотреть его без звука. В немом варианте это гораздо забавнее.
Новая привычка Клейна мешала ему сосредоточиться. Миляга взял вино и сел на угол кушетки с торчащими в разные стороны пружинами. Там было легче всего отвлечься от телевизора, но все равно его взгляд время от времени скользил по экрану.
- Итак, мой Блудный Сын, - произнес Клейн, - каким несчастьям я обязан твоим появлением? - - Да не было никаких несчастий. Просто не очень удачный период в жизни. Хотелось побыть в приятном обществе.
- Забудь о них, Миляга, - сказал Клейн.
- О ком?
- Ты знаешь, что я имею в виду. Прекрасный пол. Забудь о них. Я так и сделал. Это такое облегчение. Все эти кошмарные соблазны. А время, потерянное в размышлениях о смерти, чтобы не кончить слишком быстро? Говорю тебе, у меня словно камень с плеч упал.
- Сколько тебе лет?
- Возраст здесь абсолютно ни при чем. Я отказался от женщин, потому что они разбивали мое сердце.
- Какое такое сердце?
- Я мог бы задать тебе точно такой же вопрос. Ну конечно, сейчас ты скулишь и заламываешь руки, но потом ты начнешь все сначала и совершишь те же самые ошибки. Это скучно. Они скучны.
- Так спаси же меня.
- Ну вот, начинается.
- У меня нет денег.
- У меня тоже.
- Значит, надо вместе их заработать. Тогда мне не надо будет жить у кого-нибудь на содержании. Я собираюсь снова поселиться в мастерской, Клейн. Я нарисую все, что ты захочешь.
- Блудный Сын заговорил.
- Послушай, не называй меня так.
- А как тебя еще называть? Ты совсем не изменился за последние восемь лет. Мир постепенно стареет, но Блудный Сынок ни в чем не изменяет себе. Кстати говоря...
- Дай мне работу.
- Не прерывай меня, когда я сплетничаю. Так вот, кстати говоря, я видел Клема в позапрошлое воскресенье. Он спрашивал о тебе. Набрал много лишнего веса, а его сексуальная жизнь приносит ему почти столько же несчастий, как и тебе. Тейлор заболел раком. Говорю тебе, Миляга, воздержание - единственный выход.
- Так дай мне работу.
- Это не так-то просто, как ты думаешь. В настоящее время спрос на рынке упал. И, скажу тебе прямо, у меня появился новый вундеркинд. - Он поднялся. - Дай-ка я тебе покажу. - Он провел Милягу в кабинет. - Парню двадцать два, и готов поклясться, что если бы у него в голове была хоть одна стоящая мысль, он стал бы великим художником. Но он такой же, как ты: у него есть талант, но ему нечего сказать.
- Спасибо, - кисло сказал Миляга.
- Ты же знаешь, что я прав. - Клейн включил свет. В комнате находилось три полотна, еще не оправленных в рамы. На одном из них была изображена обнаженная женщина в стиле Модильяни. Рядом был небольшой пейзаж под Коро. Но третье полотно, самое большое из всех, было настоящей удачей. На нем была изображена пасторальная сцена: три пастуха в классических одеяниях стояли, охваченные ужасом, перед деревом, в стволе которого виднелось человеческое лицо.
- Ты смог бы отличить его от настоящего Пуссена?
- Зависит от того, высохли ли краски.
- Как остроумно.
Миляга подошел, чтобы изучить полотно поподробнее. Он не был особым специалистом в этом периоде, но он знал достаточно для того, чтобы оценить мастерство художника. Фактура полотна была чрезвычайно плотной, краска положена на холст аккуратными равномерными мазками, тона наносились тонкими прозрачными слоями.
- Виртуозно, а? - сказал Клейн.
- До такой степени, словно это рисовал автомат.
- Ну-ну, хватит этих разговоров о кислом винограде.
- Да нет, я серьезно. Эта штука слишком совершенна. Если ты попытаешься ее продать, ничего хорошего из этого не получится. А Модильяни, к примеру, совсем другое дело...
- Это было всего лишь техническое упражнение, - сказал Клейн. - Я не собираюсь его продавать. Парень нарисовал еще только двенадцать картин. Я ставлю на Пуссена.
- Не стоит. Проиграешь. Не возражаешь, если я еще выпью?
Миляга пошел через весь дом обратно в гостиную. Клейн последовал за ним, бормоча себе под нос.
- У тебя хороший глаз, Миляга, - сказал он. - Но ты ненадежный человек. Найдешь себе новую бабу, и поминай как звали.
- На этот раз все будет иначе.
- И насчет рынка я не шутил. Продать подделку стало почти невозможно.
- У тебя когда-нибудь были проблемы хоть с одной из моих работ?
Клейн задумался на некоторое время.
- Нет, - признался он наконец.
- У меня Гоген в Нью-Йорке. А нарисованные мной рисунки Фюзли...
- В Берлине. Да, ты оставил свой скромный след в истории искусства.
- Никто об этом никогда не узнает, конечно.
- Узнают. Столетие спустя будет видно, что твоему Фюзли только сто лет, а не столько, сколько должно быть на самом деле. Люди начнут исследования, и ты, мой Блудный Сын, будешь разоблачен.
