Владимир Свержин - Семена огня
— Вот еще! — фыркнула девушка.
— Да, вот еще, это ты верно заметила. Теперь этот кособородый субъект уже не конвоирует нас, как предполагалось, а сопровождает с подобающим случаю почтением.
— А мне что делать? — поинтересовался Карел.
— А тебе, гроза и ужас тайных врагов президента Чехии, обрастать королевским мясом, ибо то, что я сейчас вижу, это даже не скелет высокородного герцога. Это небрежный слепок с того углубления, где вышеупомянутый принц валялся на пляжу. Это призрак, который бродит по Европе рука об руку с призраком коммунизма. Усек мысль, сэр Жант?
— Господин инструктор, — вклинился в разговор Бастиан, — я тут приметил: ни у одного из охотников нет ягдташей.
— Браво, Валет, я тоже это приметил. А знаешь, почему никто не озаботился взять сумки для дичи на охоту?
— Думаю, что знаю, господин инструктор. Они охотятся на человека.
— Вернее сказать, на людей.
Небольшая крепостица над высоким обрывистым берегом реки, должно быть, в прежние времена служила временным лагерем одной из когорт римского легиона. С тех пор укрепления отстроились, ров стал глубже, вал, естественно, круче, а над частоколом возвысилась башня в три человеческих роста. На ее боевой галерее, бдительно осматривая излучину реки и опушку леса, под дующим от воды сырым ветром переминались с ноги на ногу часовые. Стража у ворот без труда опознала Арнульфа и смерила его спутников изучающими взглядами.
— Здесь, видно, кого-то ждут, — пробормотал Лис. — Но не нас.
В центре крепости, там, где в прежние времена располагался шатер имперского полководца, высился сложенный из мощных, в обхват, бревен дом с высоким крыльцом. Первый этаж его, должно быть, предназначался для складов, на второй, жилой, вела прикрытая навесной крышей лестница.
— Ждите здесь, — с подобающей случаю грубоватой суровостью, но без прежнего высокомерия, кинул Арнульф, повернувшись так, чтобы было непонятно, кому он это сказал — залетному герцогу со свитой или сопровождавшим их всадникам своего отряда. — Можете спешиться.
Отсутствовал комис всего несколько минут и вновь появился на крыльце со статным, довольно благообразным мужчиной в парчовом наряде, подпоясанном широким кожаным поясом, сплошь усеянным фигурными бляхами из литой бронзы. Не делая и шага навстречу, тот обвел взглядом незваных гостей и бросил Арнульфу:
— Те двое пусть ждут, а сэра и его девицу — ко мне!
Люди Арнульфа, не заставляя господина повторять распоряжение, бросились к Карелу и даме Ойген. Двое из них рухнули сразу, столкнувшись лбами — мощные, словно железные тиски, руки бывшего сержанта попросту словили не ожидавших подобного обращения вояк за кудлатые загривки и ударили с такой силой, что медные тарелки на их месте, пожалуй, распрямились бы в блин. Впрочем, глядя на внушительные габариты принца Нурсии, такого исхода следовало ожидать. А вот то, что вояка, схвативший хрупкую золотоволосую девушку, вдруг ни с того ни сего покатился, голова-ноги, вызвало у присутствующих не столько желание схватиться за мечи, сколько вспышку бурного хохота.
— Что вы себе позволяете?! — возмущенно закричала красавица. — Тащить девицу! У вас что, в детстве были проблемы с жестокой матерью? Или, может, со старшей сестрой?
Высокородный господин на крыльце от неожиданности аж щелкнул зубами, — мол, мне палец в рот не клади.
— Ты знаешь Брунгильду?! — недобро, но с опаской глядя на Евгению, поинтересовался он.
— Нет, так говорит Фрейд, — пустилась в объяснения непокорная девица.
— Что?! — Пипин Геристальский взревел, как сирена воздушной тревоги. — Фрейднура ко мне!
Через мгновение детина, такой же рослый, как сын властителя Нурсии, моложавый, но с бородой, растущей почти от глаз и до середины груди, стоял у крыльца, преданно глядя на Пипина.
— Ты что же, негодяй, рассказал ей, — он кивнул на гостью, — о Брунгильде?!
— Я?! Да чтобы я?! Это ж никогда! И то сказать, мой господин, девицу эту и не видал прежде!
— А она показывает на тебя!
— Я Фрейднур, десятый сын Зигмунда Сурового, внук Густава Юного, на мече и на кресте присягаю, что никогда прежде не видел этой девицы и не говорил с ней!
— Ты называешь мою даму лгуньей? — Карел выступил вперед, хватаясь за меч. Фрейднур не замедлил ответить на вызов. Но с высокого крыльца уже звучало:
— Стойте! Вы двое, — Пипин Геристальский указал на Карела и Евгению, — прошу ко мне. Я желаю понять, что тут происходит.
— Ха, происходит! — послышался на канале связи многообещающий голос Лиса. — Это разве происходит? Это еще только собирается происходить!
Принц и его прелестная спутница начали подниматься по скрипучей лестнице, оставив Лиса с юным менестрелем дожидаться на растрескавшемся бревне под стеной.
— Готов спорить, это не постоянное жилище властителя Нейстрии, — пробормотал Ла Валетт.
— Молодец, сечешь фишку. В постоянном хоть ступени поменяли бы, — в тон ему ответил Лис. — А сейчас давай-ка, бери свою балалайку и, пока суд да дело, шуруй общаться с гвардейцами мажордома.
— А что я им скажу?
— Мой юный друг, не пугай меня внезапными всполохами клинического недомыслия. Ты же второй после меня певец во стане франкских воинов! Кому же, как не тебе, они расскажут о своих подвигах с целью увековечивания оных? Так шо слушай сюда. Твоя задача — раскрутить этот клуб любителей вкусной и обильной пищи на откровенные разговоры: что предшествовало внезапному желанию этого грубияна-дворецкого оставить без присмотра вверенный его заботам дворец и устроить травлю, в которой мы чуть было не поучаствовали в качестве добычи.
— Но он же не просто дворецкий, — запротестовал Бастиан.
— Да, я знаю. Майордом — фактический управитель всего местного гадюшника, начиная с дворца и заканчивая последним болотом. Но это все лирика, меня интересует другое: вот жил себе, поживал этот Пингвин…
— Пипин, — автоматически поправил Ла Валетт.
— Пофиг дым, Пингвин — смешнее. И главное, как-то четче отражает суть объекта. А в нашей мрачной ситуации чем веселее, тем лучше. Это тебе как носильщику разумного, доброго, вечного, на заметку.
Но вернемся к вопросу: управлял себе Пингвин землями от имени и по поручению, горя себе не знал. Король Дагоберт при этом слыл мудрым правителем и вообще славным малым. Что немаловажно, поскольку одно дело ухайдокать какого-нибудь отморозка, и совсем другое — любимого правителя. Но еще более важно, что сюзерен происходит из династии, которая в землях франков почитается охрененно священной. И вдруг, ни с того ни с сего, вышеупомянутый Пингвин множит государя на ноль и, шо показательно, даже и не думает после этой невинной шалости скрываться!
