Ансельм Одли - Инквизиция
– Я тоже так полагаю, – поддержал его Олтан, все еще сомневаясь. – Только вот если мы попадемся, конец нашей коммерческой репутаций. Закон запрещает ввозить оружие в Калатар под страхом отлучения, поэтому нам придется найти посредника – третью страну. Но первый шаг – это изложить наше предложение лорду Барка.
Глава 2
«Целый день потратили на согласование кучи торговых мелочей, дай бог, чтобы хоть с пользой», – подумал я, стоя в зале ожидания подводной гавани Лепидора, пока манта Кэнадрата, увозящая наших гостей, отваливала от причального портала. Пройдет не меньше трех недель, пока мы получим ответ, а скорее всего – скорректированное предложение для дальнейшего обсуждения.
Следующий день после прибытия Олтана, последний день лета, я провел в душном кабинете отца, продираясь сквозь сложности торговли Великого дома, Я никогда не был силен в арифметике, и к тому времени, когда мой отец призвал на помощь своего первого советника, дородного Атека, чтобы рассчитать размеры прибыли и проценты на взятки, я почти спал.
Но мне предстоит когда-нибудь стать графом Лепидора, поэтому я изо всех сил старался следить за числами, которые Атек строчил на обрывках пергамента, и не позволял себе смотреть на гладкое, манящее синее море. На самом деле, это и значит быть графом – или любого рода правителем, – и я вынужден был признать, что мне это так же ненавистно, как чувство, что все вокруг ждут от меня решений. Конечно, это приятное чувство, когда все идет хорошо и нет необходимости делать трудный выбор, но во время вторжения Сферы я испытал самые худшие стороны положения лидера, и с меня хватило.
Хотя мой отец быстро шел на поправку, он был не в состоянии целый день выдерживать темп Олтана, и после обеда переговоры со стороны Лепидора вел я. Ради своего клана я не мог уступать, пока мы не сходились на том, что удовлетворяло всех. На закате, когда по западному небосклону от горизонта до горизонта разлилось небывалое красновато-золотое сияние, я понял, что зима уже пришла, и сослался на клановые обязанности, чтобы последний раз поплавать в море, еще теплом после дневной жары. Главы кланов так не поступают, и я чувствовал, что подвожу своего отца, но кто знает, когда мне снова представится такая возможность?
Не было времени уходить далеко от города, иначе мне пришлось бы возвращаться в темноте, поэтому я прошел немного вдоль берега к пляжу под тем косогором, где мы сидели днем.
Сбрасывая с себя тунику в странном, жутком зареве, я посмотрел на море. Солнце висело пылающим оранжевым шаром в поразительном небе медного цвета, заливая город и береговую линию призрачным, почти апокалиптическим светом. Лес позади меня стоял безмолвен, и моя гротескно растянутая тень казалась изможденным призраком на фоне деревьев и золотого песка.
Но самым необычным было море. Из красок этого эффектного заката волнистая поверхность океана выбрала для себя густой кроваво-красный цвет.
– Море цвета красного вина, – промолвил я, не сознавая, что говорю вслух, пока не услышал ответ.
– Я думала о том же, – сказала Равенна, сидевшая в тени скалы. Когда она встала, мы старались смотреть лишь на лица друг друга.
Фетийский поэт Этелос жил почти шестьсот лет назад, но, судя по его стихам, он созерцал похожий закат на некоем древнем острове еще до того, как человечество ступило на берега Океании.
– Я никогда не видел ничего подобного, – сказал я, показывая на панораму неба и моря.
– Я тоже. – Равенна спустилась на пляж и встала рядом, и еще одна длинная тень упала на песок. – Даже в начале зимы, когда закаты всегда удивительны. Все-таки странно, что эти цвета, так любимые Сферой, могут казаться такими красивыми. Сфера поганит все, к чему прикасается. Все, кроме закатов. Почему так?
– Закаты были здесь задолго до Сферы и останутся здесь, когда о ней давно забудут.
– Я завидую людям, которые будут любоваться подобным чудом, знать не зная о ереси и инквизиторах.
– Мы никогда не сможем о них забыть, – вздохнул я, – но я тебе обещаю: когда-нибудь мы будем смотреть на такой закат из Дворца Моря в Санкции, как древние иерархи.
Равенна воззрилась на меня, затаив дыхание, потом озадаченно покачала головой.
– Ты сейчас одной фразой сказал очень многое.
На самом деле, так и было, и кое-что из сказанного я сам понял лишь спустя много времени. Мое обещание казалось странным, но мы оба знали, что оно означает. Санкция, древний священный город Аквасильвы, исчез, когда Сфера пришла к власти. Никто из нас не сможет в него войти, пока Сфера не сгинет, если история его исчезновения верна. Двести лет его было не видно и не слышно, и это самый ясный показатель, что причина определена правильно.
Но гибель Сферы – еще не все, и если бы я знал будущее, я бы никогда не дал такого обещания. Равенна была мудрее меня и уже поняла то, чего я не увидел в своей слепоте. И никто из нас двоих не упомянул тогда о значении, которое имел ритуал наблюдения заката для самих иерархов.
– Поплыли? – спросила Равенна, нарушив молчание.
Мы поплыли, наслаждаясь теплом темной воды, пока солнечный шар совсем не исчез, и лишь пурпурная заря осталась на западном небосклоне, загороженная синими силуэтами туч. Не возвращаясь к сказанному, мы натянули туники на еще мокрые тела и вернулись во дворец.
На следующее утро вершины гор скрыл непроницаемый слой низких облаков, и в воздухе повеяло резким холодом. Зима теперь стала похожа на зиму, хотя так было не всегда. Это теперь существовал абсолютный разрыв между зимой и летом, граница, которую мы переходили в конце каждого года. После этой даты налетал первый шторм, а с ним начиналась штормовая полоса, длившаяся обычно несколько месяцев. Треть каждого года с разницей в несколько недель. Только Сфера, с ее способностью контролировать и «видеть» погоду сверху, знала, почему это происходит, и конечно, не в ее интересах было кому-нибудь рассказывать.
Я еще несколько минут смотрел из зала ожидания подводной гавани, как манта Кэнадрата скользит во мрак легкими, неторопливыми ударами своих огромных крыльев. Только когда вода полностью поглотила ее, я повернулся и отпустил двух сопровождавших меня морпехов. Во дворце меня ждала работа, но эскорт уже не был нужен.
Одно хорошо в зиме, размышлял я, взбираясь по лестнице в свой кабинет во дворце: не так обидно торчать в четырех стенах. Снаружи нечего было делать, кроме как когда шел снег, и та новизна вскоре прошла, когда холод просочился под мою одежду. Я не был океанином по рождению и никогда не чувствовал себя счастливым в холоде. Одного года на Архипелаге, где никогда не бывает снега, хватило, чтобы убедиться: я совсем по нему не скучаю.
