Дмитрий Стародубцев - Шерас
Гулкое гудение людской толпы слышалось за несколько кварталов. На площадь с разных сторон вливались плотные колонны горожан и тут же присоединялись к слушателям. Местами началась давка, и гиозам, которых здесь было несколько сот человек, с трудом удавалось поддерживать порядок; уже несколько раз они пускали в дело свои граненые дубинки, наказывая за непослушание особенно строптивых. Увидев это, некоторые лавочники предпочли свернуть торговлю.
На другой стороне площади Радэя собирались группы новобранцев. Хмурые воины, присланные из учебных лагерей, строили юношей в ровные шеренги, сверяли списки, заставляли раздеваться до набедренников, и лекари тщательно осматривали их мускулистые загорелые тела. Не успевали собранные отряды покинуть площадь, как на их месте вырастали новые.
Но ни команды военачальников, ни выкрики десятков ораторов, ни возбужденный ропот толпы не могли заглушить энергичную речь человека в одеяниях тхелоса, выступающего недалеко от Церемониальных ворот Дворцового Комплекса. Взобравшись на высокую трибуну, он легко перекрывал все звуки своим мощным, глубоким и необыкновенно красивым голосом.
— Слушайте, люди! — обращался оратор к народу. — Я взываю к вам, жители Грономфы. Слушайте голос, плачущий по жертвам невинным. Голос, полный праведного гнева и жажды справедливой мести. Гневайтесь и вы и станьте в этом чувстве едины. И будет тогда всем вам одно славное имя — гордые авидроны!..
Речь оратора привлекла многих. На эту трибуну пускали не всякого, тем более что люди быстро признали в говорившем первого советника самого Инфекта — Провтавтха, именно того человека, послушать которого многие сюда и явились. Речь его была удивительно складной, доводы убедительными, а призывы — созвучными сердцу.
О внезапном нападении иргамов знала уже вся Авидрония: почтовые голуби донесли ужасную весть до самых дальних поселений. Сто последних лет между соседями царил мир, обе страны благоденствовали, и поэтому авидроны не готовились к нападению, во всяком случае — с этой стороны. Гарнизоны крепостей и городов были незначительны, новые укрепления не возводились, старые — не улучшались.
Предательство бывших союзников вызвало в городах народные волнения, которые не ограничились погромами в иргамовских кварталах, убийствами торговцев и путешественников. На улицах и площадях толпы авидронов настойчиво требовали отмщения.
Инфект Авидронии Алеклия, нынешний верховный правитель страны, оказался в щекотливом положении: гордясь разветвленной сетью лазутчиков и доносителей, которую имел в своем распоряжении, он не заметил у себя под носом целой армии. Враждебные отряды не только беспрепятственно пробрались вглубь авидронской территории, мимо многочисленных пограничных застав, кодов и крепостей, но и притащили с собой осадные приспособления. Ситуация осложнилась, когда стало известно, что волей случая, а может быть, и благодаря холодному расчету врагов, в эти тревожные дни Алеклия не имел под рукой и двух десятков партикул. Все отряды находились либо в походах, либо их лагеря располагались слишком далеко от Грономфы.
Люди были взволнованы, на площадях бурлили разгневанные толпы. Многие направлялись в свои Рестории, места проведения собраний полноправных граждан, чтобы лично высказаться по поводу происшедших событий. Одни граждане высказывались за то, чтобы низложить правителя, не способного защитить страну, другие желали казни военачальников, виновных в падении Де-Вросколя. Некоторых авидронов заботила защита Грономфы, до которой врагам было всего лишь два дня пути, более решительные призывали к справедливому отмщению — разгрому самой Иргамы.
Инфекту Авидронии первый раз угрожали отстранением от власти. Стена Посланий, особое место рядом с Церемониальными воротами, была увешана табличками с требованиями весьма несдержанного тона. Впрочем, Алеклия не имел возможности ознакомиться с этими нелицеприятными посланиями. Вместе с Белой либерой — отрядом личных телохранителей, партикулой «Безумные воины» и несколькими тысячами всадников из грономфского гарнизона он находился на полпути к Де-Вросколю. Инфект передвигался в полном вооружении, на боевом коне и ехал во главе колонны, готовый в любой момент к смертельной схватке.
Передовой отряд авидронов, приблизившись к городу, не встретил иргамовских засад. Сам Де-Вросколь был пуст. Дворцы — разграблены, торговые суда сожжены, оставшиеся в живых люди угнаны в рабство. Те, кому удалось схорониться — а их было совсем немного, — вышли из своих укрытий и поведали о том, что происходило здесь некоторое время назад, хотя и без этих душераздирающих рассказов всё было ясно. К Инфекту подвели чудом выжившего и сильно напуганного начальника гарнизона Де-Вросколя. Алеклия приказал казнить изменника и порывался сделать это собственной рукой. С большим трудом советникам удалось его успокоить, и в итоге несчастного отправили в Грономфу, чтобы тот предстал перед Советом ристопии…
Речь Провтавтха собрала тысячи людей, и, казалось, позови он, все сейчас же пошли бы за ним в бой.
— …И смерть оных будет главным уроком живым, — вещал Златоустый Громогласец, как его нарекли в народе. — А наше спасенье — в божественной силе Инфекта. Помните, мы отказались от богов, которым поклонялись наши предки. Мы сами — избранный народ, и нам не нужны советы Гномов. Теперь мы сами стали богами. Я, ты, он, он… Наш божественный выбор пал на одного. И стал он Главным богом. Богом богов. И имя ему — Великий Инфект Авидронии. Божественный Алеклия! Мы пойдем за ним в рядах доблестных авидронских партикул! Наши храбрые отряды сметут трусливые толпы врагов! И будут жестоко наказаны Тхарихиб и подлый брат его — Хавруш…
Юноша на чалом коне, который некоторое время назад увидел в окне акелины обнаженную люцею Андэль, почти ничем не выделялся в толпе, слушающей Провтавтха. Был он геройского вида, держался довольно заносчиво и был вооружен длинным боевым кинжалом. Однако таких здесь было много. Он больше походил на ополченца, но, поскольку ополчения никто не собирал, в нем угадывался новобранец — будущий цинит. Молодой человек был крепок и худ, по мелким деталям в нем можно было определить жителя Грономфы, уродливый шрам над верхней губой добавлял пылкой, немного наивной воинственности всему его облику. Звали молодого человека ДозирЭ.
Красноречие Провтавтха вдохновляло. ДозирЭ трепетно ловил каждое слово Златоустого Громогласца, и сердце его переполняла отвага, а глаза то и дело вспыхивали ненавистью. Юноша дослушал речь оратора, развернул лошадь, стараясь не задеть слушателей, и двинулся прочь. Он пересек дворцовую площадь и задержался возле Дерева Жизни, Дерева Жизни, этого сокровища, сотворенного человеческими руками.
