Алексей Герасимов - Мерзкий старикашка
Вот и подумалось мне: брат-библиотекарь заметно старше меня и очевидно дряхл. Скоро ему потребуется помощник, а затем этот человек, вероятно, унаследует и его место. Так отчего им не должен стать я? Работа физически не особо тяжелая, к чтиву доступ круглосуточный — значит скучать не придется, — а единственный минус, это скверное отопление самого зала, где книги хранятся. Ну так я же не обязан буду там безотрывно сидеть! У библиотекаря своя рабочая каморка имеется, а там зимой так же тепло, как и в остальном монастыре. По чести сказать — также хреново, но хоть зуб на зуб попадает.
Я к брату Шантарамке уже и пробные шары закатывать начал — поделился идеей библиотечной картотеки. Старику мысль о том, что не надо будет лазать по полкам и искать нужный свиток, полагаясь лишь на собственную память, а можно будет вытащить маленький кусочек пергамента из ящика и сказать, где именно стоит искомые свитки (а там уже пусть читатели сами лезут и берут), настолько понравилась, что он чуть ли не бегом помчался к отцу Тхритраве требовать от того на библиотечные нужды специальный каталожный шкаф, и братьев для его заполнения.
Братьев ему не дали, но вот иноков для сего солнцеугодного занятия выделили изрядно.
Так я и остался без помощника, и, до кучи, угадайте, кому шкаф пришлось делать? Инициатива наказуема, да. Хоть на вопрос о источнике идеи отшутиться удалось — карпы, мол, нашептали, — и то хорошо.
На счастье, рыбы к тому моменту мною было наловлено столько, что (в соленом и копченом виде) ее в еде не убавилось, хотя, предполагаю, что брат Асмара при трате запасов на текущие нужды выдержал титаническую битву со своей жадностью.
В помощники библиотекаря меня, правда, выдвигать никто покуда не торопился, но я рук не опускал, коварно готовясь подсунуть идею насчет переплетенных книг, которые тут или не в ходу, или вовсе неизвестны. Если и это не приведет меня к вожделенной должности, то придется что-то мудрить уже по поводу книгопечатания.
Ну а покуда Шантарамка был занят катологизацией библиотеки, я, буквально с боями вырвав Тумила обратно под мое непосредственное руководство (чтобы было кому таскать круглое и катать квадратное), умотал на целую неделю в горы за форелью — и стол разнообразить, и участия в этом безумно «увлекательном» занятии избежать. Кастелян, шибко «пеструшку» уважающий, удовлетворенно потер руки и договорился с жителями расположенной поблизости деревушки о ежедневной доставке улова.
Жучков и прочих насекомых на наживку мы, с молодым послушником, насобирали по пути целый здоровущий короб. Ярких, на которых эта рыба летом особо охотно клюет, попалось не очень много, но и так рыбалка определенно задалась. К тому же, за всю неделю не приключилось ни малейшего дождя, так что я с удовольствием погрел свои старые косточки на камнях, перепоручив саму ловлю, по большому счету, Тумилу, себе же оставив в основном командные функции.
Парень, в общем-то, и не возражал. На похвалу ему, по возвращении с рыбалки, я никогда не скупился (тоже для Лисапета поведение совершенно нехарактерное, но вполне объяснимое — увидел старый перечник в пацане себя в юности), так что слава знатного рыбака постепенно закреплялась и за ним.
Мальчик, кстати, он оказался весьма сообразительный и мигом понял, какую выгоду из этого может в дальнейшем извлечь. Да и просто уважение убеленных сединой мужей ему льстило безмерно.
Однако, отпущенная мне неделя подошла к концу, и пришло время возвращения в обитель. Отслужив утреннюю службу, — ну монах я, положено мне такое аж четыре раза в день, не палиться же перед мелким на тему того, где я всех местных богов вертел, — мы с Тумилом собрали свои нехитрые пожитки и вечерний улов, да и пошли неторопливо до монастыря. По пути повстречали крестьянина на телеге, едущего аккурат в обитель, и тот нас подвез.
Пацан всю дорогу самым бессовестным образом продрых, а мы с водителем кобылы провели время пути в беседе на тему того, как раньше трава была зеленее, небо ярче, и девушки моложе. Дядушка Аук, как он представился, моим ровесником оказался.
Монастырь встретил наше прибытие вовсе не характерными ему обычно шумом и суетой. По двору носились растерянные монахи, таскающие какие-то тюки в настоятелеву «парадную телегу», как я это называю. За их суетой с неприкрытой иронией наблюдали несколько находящихся тут же солдат в пропыленных плащах и с осунувшимися от усталости лицами. Запряженная в изукрашенное нечто пожилая кобыла, которое Тритхрава (а до того не менее трех его предшественников на посту главы обители) использовал для парадных выездов, видимо тоже к колготящимся инокам испытывала презрение, каковое и продемонстрировала, задрав хвост и нагадив на цветные плиты, которыми был замощен двор. Солдатские лошади, как существа военные, а потому более дисциплинированные, от подобного проявления чувств пока воздерживались.
— Чегой-то у вас такое случилось? — крякнул Аук, сдвинув шапку на затылок.
— Да кто же его знает? — пожал плечами я. — Приехал кто-то. Теперь кто-то уезжает.
— Ить, а колымажка-то отца-настоятеля, — опознал транспортное средство крестьянин.
— Ну, значит он куда-то и уезжает, — кажется, мой вывод был вполне логичен. — Тумил, просыпайся, мы приехали.
Паренек сладко потянулся, легким движением соскочил с телеги, и часто заморгал, разинув рот.
— Ну? — язвительно вопросил я. — Что у нас не слава Солнцу? Выезд отца-настоятеля никогда не видал? Так ничего странного, что не видал — он почти никуда и не ездит.
— Блистательные! — благоговейно ахнул послушник.
Я перевел взгляд на солдат и внимательно их осмотрел.
— Да, я бы сказал, не особо. Скорее Грязнейшие и Пыльнейшие, — плащи и некая помесь кафтана и халата со стоячим воротником, который местные побогаче носят в качестве верхней одежды (а воины и поверх кольчуг, кстати) действительно свидетельствовали о долгом пути, который пришлось преодолеть их владельцам. — Ну или Нестираннейшие, если быть уж совсем точным.
— Да ты только погляди на их шервани, брат Прашнартра! — это он как раз про эти самые халатокафтаны.
— Вижу, — кивнул я. — Все испачканные, даже и не скажешь, какого были цвета.
— Синего! И с вышивкой золотой! — проявило эрудицию подрастающее поколение. — Да ты на сабли их глянь, на ножны!
— Богатые, — я начал осторожно слезать с облучка, а потому спорить с очевидным не имел желания, дабы в полемическом запале не сверзиться. — Надеюсь, на клинках они тоже не экономили.
— Ну открой же ты глаза! — возмутился мальчик. — Не видишь ты что ли? Они изукрашены царскими знаками! Это приближенные самого Владыки!
