Наталья Резанова - Я стану Алиеной
Я приподнялась, прислушалась, принюхалась, с шумом втянула в себя воздух.
— Что такое? — Найтли с жадностью следил за выражением моего лица. — Ты мне по-прежнему не веришь? Либо… потрясение оказалось для тебя слишком сильным, и разум твой, не выдержав испытания…
— Помолчи уж! Ты что, не чувствуешь? Ветер переменился!
Через несколько часов пожар приблизился к нам вплотную. Кажется, мы бежали всю ночь, а может, это усталость застилала мне глаза, и казалось темно. Найтли совсем выбился из сил, и я волокла старика, закинув его руку себе на шею. Все свои силы, не только телесные, но и душевные, я бросила на то, чтобы уйти в бег, и это помогало и сносить напряжение, и отодвинуть в сторону тот бред, которого я наслушалась от Найтли, и не размышлять над коварной усмешкой судьбы — спастись от костра Святого Трибунала, чтобы погибнуть в лесном пожаре!
Огонь почти наступал на пятки. Голова кружилась от запаха дыма. Найтли не в силах был указывать направление, он только выдыхал временами что-то вроде: «Алиена… огонь…» Приходилось следовать за всяческим зверьем, которое лучше нас знало, куда бежать. Так мы и спасались — белки, лисы, зайцы, ежи и мы с Найтли. Но у нас всех были ноги, а у огня не было. Такое уж у него преимущество. И он не уставал. И догонял нас.
Ожог снова обратил меня к действительности. Еще бы! Горящую сухую ветку ветром снесло вперед. Она задела мое платье, которое не замедлило вспыхнуть. Я изо всех сил толкнула Найтли вперед и кинулась на землю, катаясь как бесноватая, чтобы сбить пламя. Спасибо Святому Трибуналу, что обкарнал меня, а то бы волосы тоже занялись. Как-то мне удалось загасить огонь, и, поднимаясь на ноги, сквозь дым и туман, застилающий глаза, я увидела…
…что Найтли, кривясь лицом, балансирует на высоком обрыве, а за его спиной, переливаясь тусклым металлом, медленно несет свои воды пограничная река Эрд, а в почти неразличимой дали светлеет песчаный северный берег.
— Почему ты не прыгаешь? — просипела я.
— Не умею плавать!
— Зато я умею! — заорала я и покатилась с обрыва, увлекая за собой Найтли.
Плавать-то, конечно, я умела — с младенчества полоскалась в бухте у пристани. Но плыть, таща одновременно Найтли и оружие, было довольно затруднительно. Один меч из двух я все же утопила. Да вдобавок нас угораздило выйти — выбежать — из леса там, где Эрд разливается наиболее широко. Так что на противоположный берег я выбралась совсем без сил. Судя по тому, что очнулась я довольно далеко от реки, мы сумели как-то проползти еще некоторое расстояние, но этого я уже не помню.
Когда я открыла глаза, было тепло и светило солнце. И одежда на мне успела подсохнуть. Правда, назвать это рваное и обгоревшее рубище одеждой было затруднительно. Хотя переход через реку возместил экономию воды в тюрьме.
— Да, в таком виде в Эрденон не сунешься, — послышался голос Найтли.
Похоже, он оправился от пережитого быстрее меня. Он сидел, привалившись спиной к стволу березы. Весь лес кругом оказался березняком, потому он и виделся издалека таким светлым. Только наши с Найтли фигуры оскорбляли его чистую прелесть.
— Нам придется позаботиться об еде и одежде. Вполоборота он покосил взглядом в южном направлении, и мне почудилось, он думает о пожаре и разрушениях на том берегу. Но, как выяснилось, совсем о другом.
— Эти дураки верят, — сказал он, — что нечистая сила не может пересечь текучую воду. Ну так пусть верят!
Он снова обернулся и встретился взглядом со мной.
— Да что с тобой?
И взаправду, что со мной? Ничего особенного. Только за последние несколько дней я побывала в тюрьме, бежала от Святого Трибунала, меня пытались изнасиловать и зарубить и я едва не сгорела заживо. Проще некуда. Да, и вдобавок мне сказали, что я была мертва и воскресла и мои душа и тело принадлежат разным людям.
— Зачем? — тускло спросила я.
— Что значит зачем?
— Это значит, что я шагу отсюда не сделаю, пока ты не ответишь на мои вопросы. Зачем ты все это сделал со мной? Я получила образование герцогской дочери впору — но где его применить? У меня множество общих знаний — но каково с ними существовать практически? В монастырь уходить? Не чувствую призвания. Ты подталкивал меня к оружию — но с кем и за что я должна сражаться? Какого черта, Найтли, затеял ты свои игры?
— А тебе недостаточно сознания того, что ты просто живешь на свете?
— Нет.
— Так вот, мне тоже этого недостаточно, Алиена.
Верхняя губа его оттопырилась, обнажая зубы вплоть до десен. Мне померещилось, что я неправильно истолковала смысл этого оскала, и я переспросила:
— Того, что ты существуешь?
— Нет, того, что ты существуешь! Почти сорок лет своей жизни я извел на то, чтобы воссоздать тебя. Я думал обождать, но время поджимает. Я состарился, а ты еще моложе, чем была в последний раз… Ты всегда подавляла меня своей уверенностью в собственном превосходстве, непогрешимостью мнений, сатанинской гордостью своей… Теперь мой черед. Было бы только справедливо воссоздать тебя заново — но из выбранного мною материала, чтобы ты знала, кто твой хозяин… знала свое место!
Вот, выходит, в чем дело. Я медленно поднялась на ноги.
— Значит, мой долг, — служить и повиноваться тебе?
— Воистину так! — Глаза его горели тусклым огнем медленного тления.
— Тогда ты выбрал неправильный подход, Найтли. И неверный тон. Если бы ты сказал: «Неблагодарная девка! Без меня бы ты сейчас таскала кружки в кабаке, как твоя мать, или стала бы шлюхой и понятия бы не имела о более высокой участи… А я дал тебе знания, и ты за это обязана ноги мне мыть и воду эту пить!» — я бы, может, так и сделала. Но раз ты заговорил по-другому, и ответ будет другой.
— Ты осмеливаешься противостоять мне?
— Осмеливаюсь.
Оскал обратился кривой усмешкой.
— Поэт сказал: «Не превзойти творению творца».
— Верно. Но ты — не мой творец.
— Нет. Я — твой творец! И создатель! Я — твой Бог, Алиена! И не хватайся за меч, ты не сможешь причинить мне вреда. Я дал тебе душу Алиены, но в моей воле и отобрать ее. Ты снова станешь Селией, а она уже семнадцать лет как мертва.
— «Человек — это душонка, обремененная трупом», — не вполне кстати процитировала я.
— Вот видишь, — сухо сказал он. — Эти слова могла произнести только Алиена. Селия не читала Эпиктета… Убедившись в моей правоте, согласна ли ты признать во мне господина и служить мне?
У меня рвалось с языка: «Лучше сдохнуть, чем служить такому, как ты», но ответила я нечто совсем иное:
— Ты твердил о моей сатанинской гордыне? И о том, что ты мой Бог, верно? Так вот — non serviam (Не буду служить (лат.).), Найтли.
— Ты сознаешь, к чему это приведет? — спросил он, осклабясь. — Нет, не осознаешь. Почувствуй, что твоя душа в моей власти… и больше я не стану ждать!
