Тамара Воронина - Игры Людей
Лет семь назад один утонул. Вместе с разбойником, напавшим на караван, который они тогда охранять нанялись. А второй цел. Вот его продавать ни разу даже мысль не мелькнула, даже у Ли, когда он голову заложить был готов за кувшин вина.
Ли выкладывал сложный узор из крошек. Стакан возле него был пуст. «Ну все, – обреченно подумал Март, – теперь неделю не остановится».
* * *
В городе они застряли надолго. Здесь хватало наемников, а репутация пары Ли – Мартел была уже широко известна. Марту-то работу предлагали, не то чтоб шикарную, как тот неизвестный в заснеженном трактире, обычную, за стандартную плату, но только Марту. А этого он принять никак не мог.
Жили экономно, правда, гостиницу сменили на комнатку в доме купеческой вдовушки, и спал в этой комнатке только Ли. Марту и самому было противно, что вот так приходится за постель постелью расплачиваться, но вдовушка была еще весьма, бойкая, несколькими годами моложе Марта, так что вроде и ничего. Ли не то что не насмехался или попрекал, вообще слова не сказал, с вдовушкой был обходителен, даже байки какие-то рассказывал, в камни пару раз сыграл – она большая охотница была. И не пил.
Март был почти счастлив. Если Ли всерьез завязал, то образуется все со временем, и работа найдется, и репутация восстановится.
А потом к вдовушке бывший свекор в гости заявился, и не понравилось ему присутствие квартирантов, пришлось сматываться. Оно и понятно, возможное наследство поважнее мимолетной любви, ладно будь Март красавчиком, как в молодости, а то ведь уже не тот кавалер, чтоб ради него рисковать.
Нашли клетушку под крышей, да почти чудом нашли. Парень, что с ними под Сторшей бился, Марта на улице узнал, несмотря на седину и шрам… Парень, в общем, был годами старше, ему уж за пятьдесят перевалило, да руку при Сторше потерял, крестьяне его подобрали, от хартингов спрятали, выходили, он у них и прижился, вместо сына стал, а когда померли, продал дом да надел и подался сюда, купил гостиницу и с тех пор неплохо управлялся. Денег с боевых товарищей наотрез брать отказался, за что, говорит, тут брать, чулан, считай, мебель старая, одеяла-подушки тоже приличному постояльцу не предложишь, живите сколько надо. Иногда еще и пивом угощал. Но про жизнь после войны не расспрашивал, словно чуял, что не станут они правду говорить, а вранье, поди, слушать не хотел.
Комнатушка была маленькая, окошко крохотное, но из щелей не дуло, древние на вид кровати оказались крепкими – а если б и нет, разве ж на полу спать нельзя?
Деньги все равно кончались, как отчаянно ни экономил Март. И ели они раз в день, и свечку обычную ухитрялись на четыре дня растягивать, то есть не зажигали почти, либо в темноте сидели, довольствуясь отсветами уличного фонаря или вообще луной, либо спать укладывались ни свет ни заря. Несколько раз Март дебоширов помогал выкидывать, Ли как-то пару дельных советов дал, но хозяин, слава богам, не стал за это деньги предлагать, и так уж облагодетельствовал – дальше некуда.
А потом Ли сорвался. Нет, он не нажрался до отключки, не затеял драку, а медленно и последовательно выдул две бутыли крепкого. Где только взял? А ведь спер наверное. Отлично. То есть отлично, что не поймали, за кражу могут просто вздуть по первое число, а могут и страже сдать, и там как уж получится. Говорят, кое-где руки рубят. Ну спер и спер, с кем не бывает, Март и сам, случалось, воровал – и еду, и деньги, куда деваться-то, если работы нет, а жрать хочется, да еще Ли с очередным порезом или переломом…
В общем, Март даже с ним посидел за столом – вдруг поговорить захочет, но молчал, и Март не навязывался. Было больно. И отчего – непонятно. То ли угнетал вид того, кто когда-то был образцом для подражания, то ли эхом отдавалась в душе боль самого Ли, то ли грызла собственная вина… а у вины, как известно, зубы крепкие.
Когда Ли отрубился, Март привычно его разул и уложил в постель. Раздевать не стал, иногда Ли спьяну на раздевание реагировал бурно, не хотелось по носу схлопотать. Ничего, пусть проспится. Может, это случайность. Всякий мужчина порой напивается. Всякий ищет потом оправданий для себя. А некоторые дураки – для других. Ли пропадает. А Март позволяет ему пропасть, потому что не умеет остановить. Наигрались боги и оставили свои игрушки…
Поутру Ли встал сам, даже и умылся, молча сжевал черствый хлеб, и Марта это обрадовало – он обычно с похмелья почти не ел. Потом уронил голову на скрещенные руки и то ли снова уснул, то ли просто разговаривать не хотел. Март уселся на свою кровать и занялся починкой куртки, зацепил где-то за гвоздь и приличный клок вырвал, надо бы этот треугольник аккуратно приладить, мелкими стежками пришить, авось да сойдет, не принц, чай, можно и в штопаном походить… И не забыть еще с принца штаны снять и подштопать.
Когда дверь резко распахнулась, Март подскочил. Замка здесь не было, да и смешно запираться – ни взять у них нечего, ни покушаться на них никто не будет, кому они нужны, кроме как друг другу…
Ух ты, эльф. Вряд ли бы Март определил так легко, если бы волосы у него не были по-женски стянуты в хвост, густой, как у лошади, открывая острые уши. Какое-то время он смотрел на Ли (по Марту лишь скользнул глазом, как по незначащему предмету мебели), потом воззвал:
– Принц Линнар!
Ли продолжал настойчиво спать. Даже демонстративно. Тогда эльф повысил голос, и без того напряженный, даже звенящий:
– Принц Линнар!
А говорил он, в общем, и негромко совсем, внимания, видно, привлекать не хотел. Зря старался. К комнате вела одна шаткая лесенка, а на площадке было всего три двери, причем две – в чуланы без окон. Ни одной живой души тут не было, даже голубей. Хозяин сеткой чердачные оконца затянул, чтоб эти твари жирные не гадили.
– Стучаться не учили? – буркнул Ли, не шевелясь. – А здороваться? Так что пошел вон.
Эльф постоял несколько секунд, потом аккуратно притворил за собой дверь, для того чтобы тут же в нее постучаться и снова войти. И поздороваться. Даже Марту поклон отвесил, весьма такой небрежный. Март кивнул в ответ. Ли не отреагировал.
– Принц Линнар, мне необходимо с вами поговорить.
Принц наконец соизволил поднять голову. Эльф нервно вздрогнул. Ну да, к такому надо привыкнуть. Всклокоченные серые волосы, опухшие серые глаза, обведенные темными кругами, серая помятая кожа… Крепковато винцо оказалось.
– Фарам? – странным тоном уточнил Ли. – Ну и какого черта тебе надо?
– Мне надо поговорить с вами, мой принц.
– Мой принц! – фыркнул Ли со всей возможной презрительностью. – Надо же… Ну давай, говори.
Даже сесть не предложил, нахал. Март придвинул эльфу шаткий табурет. Авось да выдержит, под Мартом скрипит да раскачивается, а этот в кости потоньше, в плечах поуже, так что не должен развалиться на радость Ли. Эльф, однако, садиться не стал, пока Ли с брюзгливой физиономией не позволил этаким царственным жестом… Разве что рука тряслась, очень не по-королевски. Переигрывает малость, но откуда это эльфу знать, если только он не был когда-то собутыльником непослушного юного Линнара.
