Андрей Раевский - Конец игры
— А теперь лучшее хозяйское вино многолетней выдержки! — донёсся до пирующих голос домоправителя, здорового горластого дядьки.
Гембра обратила внимание, что слуга с кувшином обходит стол несколько необычно, наливая вино не всем. Ей, впрочем, налили полную кружку. Густое сладкое красное вино сразу ударило в голову, и всё вечернее пиршество с беспорядочным шумом голосов и стуком деревянных тарелок, с кусками еды, освещёнными настольными свечами, с яркой луной в сине-лиловом небе и с треском цикад смешалось и поплыло в отяжелевшей голове. Последняя мысль, промелькнувшая в уходящем из под контроля сознании, говорила что-то о том, что нельзя ни в коем случае засыпать — нужно было получить расчёт. А потом всё померкло.
* * *
На следующий день в городе началась настоящая паника. Корабль, посланный навстречу эскадре, вернулся обратно. Высмотрев ещё издали посланца Гуссалима, вырисовывающегося в одиночестве на фоне чистого горизонта, городские заправилы сперва обрадовались, надеясь, что гроза и на этот раз пронеслась мимо. Но вести с корабля были неутешительны. Адмирал даже не удостоил послов аудиенцией — от его имени говорил один из старших офицеров. Решение было таким: золото и драгоценности конфисковывались в пользу императорской казны, наложницы возвращались обратно, а самим отправителям было рекомендовано запасти побольше кольев для их разжиревших задниц. На поведавших всё это ответственных посыльных не было лица, что произвело особо удручающее впечатление на фоне, как всегда, беззаботно хихикающих наложниц, которые так даже и не поняли, к чему была эта вся морская прогулка. В ответ на вопрос, почему же тогда эскадра задержалась, а не пришла сразу вслед за ними, никто не мог ответить ничего вразумительного. Это осталось тягостной и зловещей загадкой. Загадка стала ещё более зловещей, когда стало известно, что эскадрой командует Талдвинк. Это означало, во-первых, что взятку лучше было не посылать вовсе, и во-вторых, что задержка эскадры явно не случайна, а является частью некоего таинственного манёвра. Жуткие слухи, на лету расцвечиваемые фантазией рассказчиков, понеслись во все стороны прямо с пирса, где проходила встреча злополучных взяткоподателей. Про кого-то из них уже стали кричать, что его скормили акулам, ничуть не смущаясь тем, что этот якобы скормленный, как ни в чём не бывало, стоял рядом у всех на виду.
Всю первую половину дня из Гуссалима в сторону перешейка в сопровождении многочисленных охранников и наёмных солдат один за одним отправлялись наспех снаряжённые караваны. Их хозяева, боясь фрахтовать корабли, надеялись сушей улизнуть из-под удара и отчалить затем из каких-нибудь небольших портов Лаганвы. Другие начали было снаряжать корабли для поспешного отплытия. Некоторые маленькие суда даже успели сняться с якоря. Но от серьёзных партнёров власти Гуссалима потребовали участия в подготовке обороны города. Нужны были не деньги и товары, которыми многочисленные подельники пытались откупиться, а люди, оружие и боевые корабли. Партнёров же интересовала не оборона города, а возможность поскорее удрать. Начались торги, переходящие в склоки и стычки. Все большие корабли в порту были временно мобилизованы властями. На эти корабли из переполняющих город пиратов, авантюристов, беглых разбойников и прочего сброда стали спешно за огромные деньги наниматься боевые команды. Многие потенциальные защитники, впрочем, предпочли двинуться в сторону перешейка.
На всех улицах, наводя ужас на жителей, гремели грозные проповеди последователей Пророка, а сам он неподвижно сидел на земле посреди базарной площади, глядя в одну точку и ни на что не реагируя. Площадь вокруг него вмиг очистилась, вплоть до самых краёв, где торговцы продолжали спешно сворачивать свои лотки.
К концу дня на город обрушилась новая страшная новость. Стало известно, что у перешейка, блокируя единственный сухопутный выход с полуострова, сметя таможенный кордон Данвигарта, стали войска Андикиаста. В городе, конечно. слышали, что императорский корпус движется к Лаганве, но никто не мог ожидать столь внезапного появления войск метрополии у самого перешейка. Теперь стал ясен и замысел Талдвинка. Зная, что они никуда не денутся, он нарочно дал время зажиточным беглецам из города снарядить и отправить караваны, которые увели с собой добрую половину военных сил Гуссалима. Это означало, что теперь эскадра не заставит себя долго ждать.
Давно не переживал Гуссалим такой тревожной ночи. Город гудел, как растревоженное осиное гнездо. В центральном храме непрестанно хлопотали жрецы. Волны паники и неразберихи прокатывались по улицам и площадям, доносясь до самых отдалённых дворов и улочек. В порту всю ночь творилось что-то невообразимое. Городские гвардейцы и варвары-наймиты силой удерживали стремящихся любой ценой отплыть на своих кораблях купцов и пиратов. Отовсюду раздавались звуки стычек и звон оружия. Кое-кто из наиболее ретивых судовладельцев уже сидел в городской тюрьме. Немалая часть городских олигархов впала в апатию и напилась до бесчувственного состояния. Ответственного за городское военное хозяйство и смотрителя портовых фортификаций с трудом обнаружили в дешёвой курильне среди восточных матросов в совершенно невменяемом состоянии. Среди всего этого хаоса, тем не менее, каким-то непостижимым образом шла подготовка к обороне, и даже был проведён смотр боевых сил. Но Гембра всего этого не видела.
* * *
Первым её ощущением после долгого бесчувственного состояния была лёгкая тошнота и нестерпимая жажда. Открыв глаза, она долго не могла понять, куда она попала и что с ней происходило до этого. Наконец до неё дошло, что она лежит на полу в трюме среднего, скорее даже небольшого корабля, среди тесно сгрудившихся людей, некоторые из которых были ей знакомы.
— Ты Данквилла. Ты тоже работала на винограднике Пранквалта, верно? — обратилась она к сидящей рядом женщине лет сорока, с трудом управляя своим незнакомо хриплым и непослушным голосом.
— Очнулась? Вот и хорошо. На, попей водички. А мы уж думали — не померла бы.
Гембра с жадностью, насколько позволяли ослабшие руки, схватила поданную Данквиллой кружку и не оторвалась от неё, пока не выпила всю до дна. Сразу стало легче — тошнота отступила и начала возвращаться ясность сознания. Оглядевшись внимательней, Гембра обнаружила, что в трюме находится примерно человек двадцать мужчин и пятнадцать женщин.
— Во, отчаливаем! — произнёс чей-то вялый бесстрастный голос.
Гембра прильнула к маленькой прорези под самым потолком трюма. Действительно, пестрящая парусами пристань и нависшие над ней громады портовых построек плавно отъезжали назад. Шум порта всё удалялся, а плеск волн за бортом становился громче.
