Екатерина Некрасова - Когда воротимся мы в Портленд
Где-то вдалеке заржала лошадь. Визгливый, прерывистый, утробный звук. Человек круто обернулся — все они обернулись. Одинаково напряженные лица. А потом острие больнее вдавилось в горло — и Эд понял, что все до этого было только игрой, а теперь игры кончились. За остановившимися зрачками зеленоватых глаз он осознал (уловил? ощутил?) работу мысли. «Взгляд убийцы».
Человек снова отвернулся, точным движением бросив меч в ножны. Махнул рукой куда-то в сторону, с явно восклицательными интонациями прошептав (скомандовав?) что-то, и первым побежал в указанном направлении. Остальные — их оказалось неожиданно много — сорвались следом. Эда волокли под руки. В забитых снегом кроссовках онемевшие ноги уже не чувствовали ничего.
Деревья расступились на краю обрыва. (Эд вдруг вспомнил: про обрыв рассказывал — должно быть, по ассоциации, — Витькин однокурсник Паша, заливая йодом полученную при падении в раскоп ссадину. Обрыв сровняли в пятидесятых годах, когда поворачивали речку Глуховку.)
Внизу, между склоном обрыва и, кажется, полем — заснеженным пустым пространством — открылось что-то похожее на дорогу. По крайней мере, в неглубоком на вид снегу виднелись конские следы и запорошенные навозные кучки.
Вместе со всеми глядя сквозь путаницу кустов, Эд, уже не в состоянии сдерживаться, трясся и громко стучал зубами. Тип с завязанной мордой оглянулся, сквозь зубы прошипел что-то, махнув на него рукой. Испугаться Эд не успел — сзади ему на плечи набросили плащ. Подбитый мехом. Навалясь и дыша в ухо, затянули тесемки под горлом.
Прячась за стволами, банда смотрела вниз. Лошади заржали снова — совсем рядом. Из-за поворота, из лесу, четверо вороных вытянули кожаный расписной возок — нечто вроде кибитки на полозьях. Следом появились всадники и еще двое саней, с верхом груженых чем-то накрытым тканью и кожами.
Всадников было несколько десятков. Может быть, человек сорок. Эд тупо разглядывал, пытаясь понять, похожи ли они на древних русичей. То, что древние — это стопроцентно…
Шлемы, у кого круглые, а у кого конические, забрала вроде металлических очков, круглые шиты… Копья. У одного на древке копья, пониже наконечника, развевался флажок. Плащи, мечи, сапоги… Топот, ржание и фырканье коней, скрип, звяканье, голоса… Съемки исторического фильма.
На краю обрыва вокруг Эда толпилось человек тридцать. Он слышал их тяжелое дыхание. Все смотрели вниз. («Разбойники? Так тогда они опоздали, нападать надо было в лесу…»)
Совсем опоздали, как выяснилось через несколько минут. Кони ржали, задирая головы, и, как оказалось, не зря. В противоположном конце дороги показался еще один конный отряд. Шлемы, тоже вытянутые, но иначе, смахивающие на металлические буденновки… а вон у того, черт, такой же, как у тех, — яйцом… Да черт их разберет.
Все в целом, как тупо отметил Эд, могло бы сойти за иллюстрацию к его недавнему рассказу Галке, — датчане привезли свою невесту, русские их встречают, разбойники целятся напасть… Если те — датчане, те — русские, а эти — разбойники…
Только вот удобное время для нападения разбойнички упустили. А упустили потому, вдруг понял он — и от ужаса даже слегка согрелся, — что отвлеклись на меня. Я орал в лесу, и они пошли меня искать. Почему пошли? Не пожалели же — да они наверняка даже не поняли, что я звал на помощь… Хотя я кричал «люди», а это слово, кажется, древнее… Подумали на кого-нибудь из своих, посланного на разведку? Глупость… Должно быть, они просто ждали невесту несколько позже…
Если там, в возке — невеста…
Мысли развертывались сами собой. «А как же тогда этот отряд, выехавший навстречу?» — «А может, он как раз и должен был застать разбойничков на месте преступления — может, как раз благодаря этому все дело и должно было вскрыться и попасть в летописи…»
Когда не заслонял обзор нависший над дорогой вывороченный пень, было видно, как внизу гарцуют, раскланиваясь, всадники. Один — безбородый, но усатый, в богатой даже на несведущий Эдов взгляд шапке и в плаще с волчьей шкурой на плечах — кажется, даже волчья голова болталась (Эд про себя тихо содрогнулся), — откинув фартук возка, заговорил с сидящим (сидящими?) внутри.
Минут через десять, судя по всему, взаимных комплиментов, встречающие окружили обоз вторым кольцом. Всадник в дорогой шапке рысил рядом с возком. Это было последнее, что Эд успел увидеть перед тем, как его оттащили назад.
Банда бежала вдоль обрыва. Эд, слегка согревшийся в плаще, спотыкаясь, бежал между двумя державшими его мужиками. В голове у него прыгало: монголо-татарское нашествие, Господи, что я наделал… «Если бы не этот парень, может, монголы бы с Руси ушли…» А чтобы «этот парень» стал князем и сделал свое черное дело, невесту его дяди должны были убить в дороге, что я наделал… А что я наделал? Откуда я знал? Кто меня спросил? Тяжелый ужас поднимался со дна души. Что теперь будет, Господи?.. Может, русской столицей окажется не Москва, а какая-нибудь Старая Ладога… да это вся история по-другому пойдет. Господи, да не может быть такого, не может, не может, нет…
На опушке леса, на утоптанном пятачке фыркали, переминаясь, привязанные кони. Лошаденки — сытые, судя по степени упитанности, но, Боже мой, — низкорослые, большеголовые, лохматые… Впрочем, те, каких он видел с обрыва, были, надо думать, не краше — просто издалека да сверху это не так бросалось в глаза. Да-а, подумал он. А тебе орловских рысаков подавай. До орловских рысаков, милый, еще пятьсот лет…
И вот эта случайная мысль пригвоздила его к месту. Все внутри тихо опустилось. Это вроде бы само собой разумелось с самого начала, но… Пятьсот лет до орловских рысаков, триста — до Ивана Грозного, семьсот — до Гагарина… Тысячелетие крещения Руси… сколько у них прошло с Владимира Красное Солнышко? Лет двести… семьсот лет между моим временем и их… Они думают, что Земля плоская, а солнце, звезды и луна приделаны к небу, думал он, вглядываясь — должно быть, с плохо скрытым ужасом — в бородатые лица. Они никогда ничего не видели, кроме своего паршивого медвежьего угла, да для них поездка в ближайший город — редкое событие… Они думают, что за морями живут люди с песьими головами, что алмаз можно расколоть, помазав кровью козла и что сушеное сердце филина, носимое в мешочке на шее, придаст мудрости носителю… Канары, Багамы, степи Крыма, — здесь из Европы в Азию можно добираться полжизни. Свежеоткрытая викингами Америка, где бродят дикие индейцы…
…Когда они потащили с конских спин какие-то тюки и принялись вытряхивать их на снег — посыпалась одежда явно лучше их собственной — он усомнился в своей догадке. Ведь с тем же успехом компания могла оказаться и обыкновенными разбойниками, которые, скажем, кого-то уже обчистили и собрались делить награбленное. Однако они ничего не делили, а торопливо переодевались — меняли штаны и рубахи, переобувались в сапоги, натягивали кольчуги, набрасывали плащи… Оборванные бандюги на глазах преображались во вполне приличный воинский отряд.
