Ирина Анненкова - Мой личный чародей
В другой день я бы ответила Дивее самым сладким и безмятежным взглядом, но сегодня у меня на уме было иное. Напрочь проигнорировав высокомерную тетку, я решительно повернулась к великому князю, собственной немаленькой персоной восседавшего во главе длинного стола, примерно до половины уставленного всевозможной снедью.
— Господин Велимир Радимыч, выслушай, сделай милость!
Князь, за время продолжительной трапезы неоднократно приложившийся к вместительному кубку с заморским вином, с готовностью повернул в мою сторону свой изрядно раскрасневшийся лик. По монаршему повелению, во время разнообразных застолий я всегда сидела слева от будущего свекра; его жены размещались по правую руку от супруга. Многочисленные чада располагались по обе стороны стола согласно установленному порядку — князь-батюшка уважал дисциплину.
— Да, дочка? — нетвердым голосом подбодрил меня венценосец, с подозрительной готовностью пристраивая мне на плечи свою тяжелую длань. Ну вот, так и есть! Беспокойная конечность немедленно отправилась в увлекательное путешествие по моей спине, стремясь добраться до поясницы, а то и пониже…. Я с трудом подавила человеколюбивое желание наложить замораживающие чары на шаловливую ручонку и сильно выпрямилась. Вот ведь старый бес! Шесть раз был женат, три жены и по сей день в добром здравии, из потомков обоего пола можно с легкостью сформировать небольшую армию, младшей дочурке и полутора месяцев не исполнилось, и всё туда же!
Я мстительно опустила ресницы.
— Надо мне домой съездить, в Черный Лес.
Бац! Блудливая конечность немедленно, а, главное, по собственному почину отдернулась от моей талии и полезла чесать монарший затылок. Водянисто-голубые глаза князя изумленно выпучились, придав ему изрядное сходство с вареным раком, углядевшим посреди стола жбан пива.
— Кху-кху-кхуда?! Этто зачем ещё?!! Твой дом теперь тут!
Ага, прям щас. А теперь внимание: волшебное слово!
— В Черный Лес, Велимир Радимыч. Нужно мне там кое-какие книги забрать — мои, колдовские, знахарские…
— Библиотека на болоте? — презрительно фыркнула Дивея, но князь, не глядя, махнул на жену рукой, и та мигом умолкла — вопрос о том, кто хозяин в доме, в этой семье был давным-давно решен раз и навсегда.
— Книги колдовские, говоришь? — по-медвежьи засопел Велимир. Хозяин Синедолии относился к магам и магии очень уважительно. Даже, пожалуй, чересчур. — А что, Светанины-то книжки тебе уже не годятся, что ли?
Конечно, годятся. Среди вещей покойной матери Дара я нашла немало томов, которые теперь прилежно изучала.
— Очень хорошие книги, Велимир Радимыч, просто замечательные. Но дело в том, что нужны и другие — те, что остались дома. Мне требуется уточнить некоторые рецепты и формулы, ну вы меня понимаете, да? — я многозначительно понизила голос, сверля "батюшку" взглядом. Самодержец растеряно моргнул — к концу обеда соображалось уже как-то не очень. — Вы ведь не против, если я прямо завтра с утра и поеду?
Князь недовольно завозился на широком кресле с высокой прямой спинкой. Я терпеливо ждала — всегда надо знать, когда стоит и немного помолчать. Собственно, в его окончательном решении я не сомневалась.
В ожидании монаршего вердикта я принялась глазеть по сторонам — и от неожиданности замерла, словно мышь перед змеей. Восковые пальцы княгини Валины с такой яростной силой стиснули край тяжеленной дубовой столешницы, что мне стало даже как-то боязно за сохранность этого хрупкого предмета мебели. Высохшее лицо женщины покрылось нездоровой желтизной, а из-под опущенных ресниц полыхнула чистейшая, неподдельная ненависть. Надменная Дивея, напротив, с трудом сдерживала торжествующую улыбку.
М-да… нелегко тётенькам. Интересно, что это их так взволновало? Впрочем, их чувства меня не оскорбляли и не задевали. С самого первого дня пребывания во дворце я поддерживала в активном состоянии несложное заклинание, защищающее меня от любого враждебного немагического воздействия, а от возможных магических атак Дар собственноручно обвешал меня оберегами и амулетами.
— Нет!
От хриплого княжьего рыка все сидящие за столом с удивительной синхронностью подпрыгнули, а затем застыли, как коты, несправедливо застуканные за дегустацией хозяйской сметаны. Великий князь хоть и был известен своим чадолюбием, но отличался изрядной гневливостью, и в такие моменты попасть под раздачу не хотелось никому. Одна из многочисленных дочерей Валины поперхнулась и начала молча задыхаться, не рискуя привлечь к себе папенькино внимание.
Не вставая с места, я махнула рукой, и совсем уж было посиневшая Божка дернулась вперед, как от хлопка по спине, звучно икнула, хрюкнула и часто задышала, постепенно обретая привычный цвет лица. Стоящий перед девушкой кувшин с ягодным взваром легко вспорхнул со своего места, подлетел поближе, наклонился и аккуратно наполнил душистым напитком ее стакан черненого серебра. Повинуясь движениям моих пальцев, тяжелая емкость плавно поднялась к Божкиным дрожащим губам и услужливо их коснулся — дескать, пей давай! Незадачливая княжна ухватилась за стакан, как утопающий за соломинку, залпом выпила взвар, перевела дух и бросила на меня благодарный взгляд. Я слегка улыбнулась в ответ — Божена мне нравилась. По крайней мере, она ни разу не сочла для себя возможным захихикать, когда бесцеремонная Дивея отпускала очередную ехидную реплику в мой адрес.
Внезапно я сообразила, что молчание за столом подозрительно затянулось. Я быстренько огляделась — все присутствующие зачарованно уставились на мою скромную персону. Вернее, нескромную: с некоторым опозданием до моей шибко умной головы дошло, что я впервые открыто воспользовалась магией в присутствии обычных людей, не-чародеев. В тишине было отчетливо слышно, как скрипит от злости зубами тощая Валина.
Не то, чтобы они не были знакомы с колдовством. В конце-то концов, старый Перенег трудился при дворе не покладая рук и амулетов уже не первый десяток лет. Однако его магия — в глазах рядовых обитателей дворца — никогда не носила этакого повседневного, сиюминутного характера. Ведун храбро боролся со злобной нежитью, раскрывал вражеские козни — изощренные и не очень, обеспечивал хорошие урожаи, накосы и надои, перебрасывал через кротовины послов в иные земли, изредка готовил сложнейшие целебные зелья — для тех бедолаг, от кого отказались дворцовые травники и знахари, и кем к их неудовольствию уже вплотную заинтересовались гробовщики. Перенег не жонглировал боевыми огнями, не заставлял летать чашки и ложки, не тратил время и силы на эликсиры красоты и амулеты, заговоренные на успехи в храмовой школе. На рабочем месте он появлялся в непременной шуршащей мантии, расшитой многочисленными рунами, и крайне живописной высокой шапке, что вызывало глубокое уважение в народных массах.
