Орсон Кард - Джамайка
— Так пусть он появится, и я отдам ему камень!
— Значит, он у тебя?
— Да! — сверкнул глазами Джам.
— Это все, что я хотел услышать. — Лодон поднялся на ноги и медленно пошел к мальчику.
Джам толкнул магией, но учитель даже не замедлил движения.
— Я чувствую твои слабые потуги, ребенок. Мне было легко притворяться, будто ты сильнее меня. Но с таким же успехом ты мог стрелять из водяного пистолета. — Лодон протянул руку и сжал горло Джама. — Где он? Не в голове, это точно. Хотя меня это не остановило бы. Твоя голова принадлежит моему господину точно так же, как и все остальное.
— Вашему господину не принадлежит ничего! — закричал Джам. — Все принадлежит императору!
Ну, по крайней мере, так должно быть, если устройство общества магов как-то напоминает феодальное.
— Думаешь, императору есть дело до того, что с тобой происходит? — Лодон провел пальцем от горла Джама через грудь и остановился у самого сердца. — Какая рука? — Потом его палец двинулся к правой руке мальчика. — Теперь я верну камень. Спасибо.
— Нет, не вернете, — ответил Джам и ударил коленом в пах учителю.
— Ой-ой-ой… — с издевкой произнес тот.
— Я должен был догадаться, — вздохнул Джам. — Яйца вы тоже отдали своему господину.
— Разожми кулак.
— Сами разжимайте.
— Могу даже разрезать.
Лодон вынул из кармана острый осколок обсидиана и занес над кистью мальчика.
Вот и получается, что вся бравада Джама закончилась ничем. Существует сила, способная спасти его — или уничтожить, — но как ее призвать? Да, он выяснил, что есть некий обладатель императорского титула, но и только. Или не только? У мальчика как будто забрезжила догадка.
Отшатнувшись от Лодона, он толкнул его из последних сил.
— Я призываю императора воздуха! Пусть явится и рассудит нас!
Толчок оказался гораздо сильнее, чем Джам рассчитывал, — Лодон отлетел, ударился о забор и упал на грядку с огурцами.
— О, мой господин! — взвыл он, умоляюще простирая руки.
Но нет, вовсе не сила Джама отбросила учителя, а внешняя магия. И это была не магия императора, которого мальчик призывал.
Он обернулся и увидел маму, застывшую у черного хода.
— Да по какому праву вы сюда вторглись? — возмущенно обратилась она к Лодону.
— Камень у него, — прохрипел учитель. — Я же говорил, что у него.
— Я знала бы! Думаете, у него может быть что-то, о чем я не знаю?
— Он спрятал камень. Он может сопротивляться. У него есть сила.
— Нет у него никакой силы. Я что же, не способна разобраться с собственным сыном?
Голова у Джама пошла кругом. Неужели и его родная мать — враг?
— Нет, дитя мое, — сказала мама. — Этот человек — дурак. Ему нечего тут делать.
— Ты все знаешь, — заключил Джам. — И о камне, который накапливает силу, и о том, что Гэн заколдован.
— Я знаю одно, мой мальчик. Ты в одних трусах стоишь посреди огорода, а учитель валяется в огурцах. Для меня этого достаточно, чтобы вызвать полицию.
— Кое-кого уже вызвали, — вмешался Лодон.
— По-вашему, он захочет тратить впустую свое время?
— Вы все еще преданы ему? — сурово спросил Лодон. — Я так и не уговорил вас нарушить клятву?
— Заткнитесь! — рявкнула мама. — Никому не нужна ваша болтовня.
Джам обернулся посмотреть, как подействуют на Лодона эти слова, но с удивлением обнаружил, что у преподавателя химии нет рта. Только гладкая кожа от носа до подбородка.
Мама наставила палец на Джама:
— Иди в дом, мой мальчик.
— Он хотел меня резать вот этим. — Джам показал осколок обсидиана.
— Это слишком опасная игрушка. Отдай ее мне. — Она протянула руку.
— Опасная для меня, мама, или для тебя?
— Иди в дом.
— Так это ты заточила Гэна в его теле? Это ты превратила его в овощ?
— В болтливый овощ, если судить по твоей осведомленности. Джамайка, не зли меня. Мы сейчас в одном шаге от ссоры.
— Я еще не слышал ответа.
— Ну прямо как в телесериале! Нет, дорогой, я не причинила вреда Гэну. Но даже если бы я это сделала, разве призналась бы тебе? Так зачем задавать вопрос, на который можно получить только один ответ, и не обязательно правдивый?
— Значит, ты притворялась все время? Эти твои слезы у постели Гэна…
— Притворялась? Гэн — мой сын. Он навеки в моем сердце. Будь уверен, зла ему я никогда не пожелаю.
— А я не уверен, — ответил Джам. — Я теперь ни в чем не уверен. Ни в ком, кого знал до сих пор. И ни в чем, что видел раньше.
— В моей любви сомневаться не нужно.
— Ты хозяйка Лодона?
— Джам, я ничья не хозяйка.
— Гэн лежит в постели. Он не способен шевелиться, даже говорить не может.
— И это самая большая трагедия в моей жизни! — Мама сорвалась на крик. — Ты хочешь обвинить меня в его болезни?
Вокруг туловища Джама сомкнулись чужие руки.
— Я поймал его, госпожа! — воскликнул Лодон.
Джам яростно оттолкнул его и неожиданно оказался на свободе. Оглянувшись, он увидел поверженного на траву Лодона.
— Приехали! — вздохнула мама. — Разве я не учила тебя хорошим манерам?
— Я вот что хочу знать: у папы была сила? Мы все волшебники?
— Ты не волшебник, твой отец не волшебник, а вот Гэн… был волшебником раньше.
— Но, мама, если ты обладаешь такой мощью, почему не исцелила Гэна?
— Исцелять его? Он сам выбрал свою судьбу.
— Выбрал?!
— Он был не слишком послушным сыном.
— А я? — спросил Джам.
— Лучшего мальчика, чем ты, и желать нельзя.
— Это если я соглашусь отдать тебе камень?
— Ах, Джамайка, дитя мое! — Она опечалилась. — Ты тоже хочешь стать непослушным?
— А именно так было с папой? Он стал непослушным?
— Твой отец — животное, которое нельзя даже подпускать к детям. Да и к взрослым тоже. А теперь подойди и разожми кулак.
— Камня не видно…
— Просто разожми кулак, чтобы я сама убедилась, что его не видно.
Джам шагнул к ней, протягивая раскрытую ладонь.
— Не пытайся обмануть меня, Джамайка, — возмутилась мама. — Где он?
— Прячется в руке.
— Нет, не верю. — Мама прижала ухо к груди мальчика. — О, детка… Зачем ты это сделал?
— Что?
— Проглотил его.
— Я не глотал.
— Я заберу его у тебя. Любым способом. — Мама протянула руку к Лодону и в следующий миг сжала обсидиановый нож. Заговорила настолько тихо, что Джам не мог различить отдельных слов. Обсидиановое лезвие потянулось к груди мальчика. — Он скрывается в сердце. Но я его получу.
— Ты хочешь убить меня, мама? — спросил Джам.
— Моей вины тут нет, — ответила она. — Ты мог бы отдать камень добровольно, а теперь придется резать.
