Кейт Новак - Песнь сауриалов
— Еще хотя бы одну, — раздался низкий голос неподалеку от возвышения для музыкантов, — или мне придется позвать стражу, чтобы арестовать тебя за отказ сделать доброе дело для людей Тенистого дола.
Элия от души рассмеялась. Это был голос Морнгрима Амкатры, лорда Тенистого дола. Она считала лорда своим другом. Элия убрала назад рыжие волосы и обмахнулась краем зеленой туники.
— И тогда мне придется петь для стражников? — спросила она Морнгрима.
— Правильно, — подмигнул он. — А потом, — добавил он, — мне следует приговорить тебя целый год петь колыбельные для моего сына.
Его Светлость покачал ребенка на колене и спросил:
— Тебе нравится, да, Скотти?
Хотя наследник Морнгрима и был слишком мал, чтобы понять вопрос, в ответ на веселый голос отца он засмеялся и захлопал в ладоши.
— Уж попала, так попала, — с притворным страхом ответила Элия.
Фермеры рассмеялись, Скотти весело закричал. Но Элия колебалась. Она пела в «Старом Черепе» три дня подряд, слушатели восхищались каждой ее песней. Но, начиная с этой весны, ее голос четыре раза выходил из повиновения, она начинала петь странные слова и меняла мелодию Безымянного. Она была уверена, что рано или поздно это случится опять. Здесь, в Тенистом доле она опасалась не только напугать своих слушателей. Если об этом станет известно Безымянному, он будет очень недоволен.
Она встретилась глазами с Драконом, который сидел в дальнем конце комнаты.
Паладин-сауриал ободряюще кивнул головой. Элия тихо вздохнула. «Все будет нормально, — успокоила она себя. — Не глупи и пой».
Она выбрала песню фермеров, старые народные стихи которой положил на музыку Безымянный. Хэн слышал эти стихи, но мелодия была ему незнакома. Поэтому он молча стоял позади Элии и внимательно слушал, надеясь подобрать мелодию на втором или третьем куплете. Чисто и сильно, Элия пела:
— Вспахали мы землю, посеяли зерна, Гоняем мы птиц, моля о дожде. Дожди начались, ростки появились. Поползли сорняки, и засуха вновь. Таскаем мы воду до боли в спине. Сорняк еще гуще, урожай невелик. Тогда нам поможет богиня Чантия, И наши колосья поит жизни река. Ах, жизни река, ах, жизни река. Всех мужчин и всех женщин поит жизни река.
Ах, жизни река, ах, жизни река. Всех мужчин и всех женщин поит жизни река.
Все в комнате подхватили припев. Хэн играл тихо, он боялся ошибиться. Элия начала второй куплет:
— Обмолотим зерно, соберем урожай. Дни все холодней, и птиц уже нет. уж спрятались звери, пожухла трава. И мы заготовим припасы к зиме, Снег начался, поля замело. А в душах у нас живет темнота, И труд наш поможет злу победить.
Хэн сбился с ритма. Он раньше не слышал последних двух строк. В том куплете, который он помнил, говорилось о зимних праздниках. Но еще больше, чем незнакомые слова, его встревожило новое мрачное звучание мелодии. Пропустив припев, Элия начала третий куплет, совершенно незнакомый Хэну.
— Порубим лозу, сожжем семена, Затопчем посев, сломаем деревья. Начнутся дожди, унесет чернозем, Останутся камни и серая глина. На нас зеленые цепи, гниют наши тела. Лишь трупы живут, что не думают вовсе. Королевства поглотит великая тьма, Энергия смерти сильнее всего.
Услышав начало третьего куплета, фермеры удивленно нахмурились. К такому способу земледелия они не привыкли. Такое возможно дальше к северу, где правит зло в лице зентарцев, но здесь в Долинах люди жили в гармонии с природой. В конце песни фермеры нервно заерзали на стульях и смущенно уставились в свои кружки.
Элия не заметила, что Хэн больше не играет на своем рожке, но почувствовала, что слушатели больше не обращают на нее внимания. Она замолчала.
«О боги, — подумала она, испуганно вздрогнув. — Я изменила эту песню так же, как и другие до этого».
Она почувствовала на своем плече руку Хэна.
— Элия, с тобой все в порядке? — тихо спросил музыкант.
— Извини, — прошептала она. — Я слишком устала. Я забыла слова, — солгала она. — Думаю, мне лучше сесть.
Хэн ободряюще пожал ее плечо и похлопал по спине. Чтобы отвлечь от нее внимание, музыкант поднес к губам рожок и начал играть танец рил.
Для того, чтобы защитить Элию, равно как и для того, чтобы улучшить настроение у находящихся в комнате, Джель подтолкнула своего сына Дарго и шепотом велела ему пригласить на танец свою сестру Нелиль. Дарго, фермер средних лет не обладал особым чувством ритма и танцы любил не больше, чем ворон на своем поле. Но он был исполнительным сыном, поэтому взял сестру за руку и заставил ее подняться. Остальные фермеры немного повеселели и начали хлопать в такт. Несколько пар присоединились к Дарго и Нелиль.
Опустив глаза, Элия прошла к дальней стене комнаты. Она была слишком смущена для того, чтобы смотреть кому-либо в лицо. Ей хотелось быстрее подняться наверх и запереться в своей комнате. Но когда она проходила мимо стола, за которым сидел Дракон, паладин-сауриал взял ее за запястье. Он мягко, но настойчиво потянул ее к себе. Элия уступила его силе и тяжело опустилась рядом с ним.
— Это случилось уже, в пятый раз, — сказала она сквозь стиснутые зубы.
Собственный страх заставлял ее злиться. — Не хочу больше петь. Не надо меня успокаивать.
Обычно они общались на языке жестов, которому Элия научила Дракона. Это был вариант воровского жаргона, которому девушка волшебным образом научилась от помогавших в ее создании наемных убийц. Пользуясь этим языком, можно было выразить достаточно сложные идеи, но паладин не мог с его помощью успокоить Элию. Дракон вытянул свою руку и провел чешуйчатыми пальцами по внутренней стороне правой руки Элии. Он мог гораздо проще выразить ей свою сочувствие, прикоснувшись к этому месту на ее руке, где находились голубые волшебные знаки, навсегда связавшие их судьбы.
Девушка почувствовала, как ее знаки задрожали от прикосновения сауриала, гнев внутри нее понемногу утихал. Прикосновение паладина всегда наполняло ее внутренним спокойствием. Элия притронулась кончиками пальцев к тунике Дракона, где такие же знаки находились под его чешуей. Даже сквозь ткань девушка почувствовала, что они задрожали. Но в таком мрачном расположении духа она могла не успокоить, а скорее только встревожить его.
— Что же со мной случилось, Дракон? — прошептала она, пытаясь не заплакать. — Почему я не могу спеть знакомой песни, не испортив ее?
Паладин-сауриал покачал головой. Он не знал.
Элия понюхала воздух и уловила запах, с помощью которого сауриал ответил ей. Она грустно улыбнулась. Запах жимолости означал нежную заботу Дракона. К этому запаху примешивался аромат жареного бекона — признак того, что сауриал чем-то озабочен. Как язык жестов у людей, запахи сауриала выражали его истинные чувства, которые тот испытывал.
