Ясинский Анджей - Воспоминания участника В.О.В. Часть 3
- Ну как же это так! Ты же столько прошел, столько видел! Неужели только одной мне никто не может помочь? Что же мне делать теперь? К кому я только не обращалась!
Женщина плакала, а мальчик лежал у окна, радостно улыбался и мычал. Дольше оставаться в доме было неловко и я вышел.
Трудно было тем, кто болел. Но не меньше было трудно и здоровым в те трудные дни оккупации. Фронт, голод, холод, угон работоспособного населения в Германию. Бесправие и унижение перед каждым, у кого в руках оружие. В целях самосохранения самого себя и семьи своей, каждому вымогателю нужно было улыбаться. Если у себя в доме, то вкусно накормить, напоить самогоном и, в конце, радостно улыбаясь, заверить незваных насильников в своей беспредельной любви к ним. Так было у цивильных, у мирных жителей. Бежавшим пленным было много веселее. Если мирное население могло откупиться самогоном, лаской или улыбкой, то для пленного разменной ценой служила его собственная жизнь. Потому страх заставлял пробираться их ночами. Отсыпаться им приходилось где-нибудь в глухой деревушке в стогу сена. Этот способ добраться до своих был более длительным и более опасный. Он выбирался людьми солидной внешности, бросающимся в глаза своим нерядовым видом. Иначе было нельзя. Поймают, и тогда конец. Другие, обычные, в том числе и я предпочитали дневное время. Идти днем было быстрее, сытнее и во всех случаях практичнее. Появление в деревне неизвестного человека в дневное время выглядело безобиднее и не бросалось в глаза полицаям. Крестьяне в дневное время также не боялись впускать к себе в дом неизвестного человека. Ночью было сложнее. Ночью в такое время вообще никто не откроет дверь незнакомому человеку. Кроме всего и всех прочих страхов, боялись приказа немецких властей. Из этого приказа следовало, что каждый, впустивший к себе в дом неизвестного человека на ночлег, считался соучастником партизан. Наказание за непослушание - смертная казнь по военному времени. Поэтому, прежде чем пустить в дом кого-то на ночлег, крестьянину приходилось основательно призадуматься. Иногда встречались села, где жители были так запуганы очень старательными полицаями, что вообще никто не хотел впускать на ночлег. Вот тогда-то бывало трудно. Приходилось проявлять находчивость. Со мной подобное случалось, и не однажды.
В одно из таких сел мне пришлось попасть уже вечером. Куда бы я ни заходил, везде был отказ. Никто не пускал. Ночевать под открытым небом на дороге в мире цивилизации не полагалось, да и не безопасно. Я вышел в поле, нашел копну сена, влез в нее поглубже и уснул. Внутри копны было тепло и тихо. Спал я сном праведника, никого не боясь и ничего не опасаясь. Ночью мне приснилось землетрясение. Я проснулся и сразу никак не мог понять, нахожусь я под впечатлением сна, или со мной что-то происходит наяву. Как бы ни было во сне, но копну мою трясет по настоящему, по-взаправдашнему. Внутри ничего не видно, темно. А вылезти наружу страшно. Осторожно рукой раздвигаю сено и выглядываю в просвет. Снаружи уже день. Яркие лучи солнца слепят глаза. Через просвет виднеется зеленый луг, по которому медленно ползет мой стог сена. Набравшись смелости, высовываю голову. Там, снаружи, впереди стога, не торопясь шагает лошадь и за веревку тащит мою копну сена. Рядом идет крестьянин и прутиком подгоняет лошадь. Поблизости никого не видно, опасности не предвиделось, и я вылез на свет божий. Увидев меня, крестьянин перепугался. Однако разглядев, что я не нечистая сила, стал улыбаться. Крестьян оказалось двое. Они свозили сено к большой копне.
-Как это мы тебя на вилы не посадили, - смеялись они.
Потом в дружеской беседе за завтраком мы обсудили все мужские вопросы. Установили сроки окончания войны, как хотели, ругали всех начальников на всем белом свете и, довольные собой, каждый принялся за свое дело. Крестьяне за сено, а я, рассовав по карманам остатки крестьянского завтрака, двинулся по лугам и долинам отсчитывать километры до фронта.
Иногда шагать по проселочным дорогам целый день бывало даже интересно. Если бы не страх перед полицией, то все это сошло бы за летнюю туристическую прогулку. Как все было хорошо. Над тобой радостно светит теплое украинское солнце. Вокруг бескрайние поля подсолнухов и, как море на ветру, колышется пшеница. А на дороге, с обеих сторон на обочинах, тебя приветствуют ромашки. Их много там. Целые километры ромашек. Если бы все это можно было унести с собой! Взять себе на всю жизнь. Но все это невозможно. Такое бывает только в мечтах. Вечером в конце дня путника ждет ночлег в крестьянской хате или в копне пахучего сена. Хорошо! Бессонницей в таких случаях никто не страдает. После живительного сна на сеновале, утром на завтрак крестьянки угостят тебя ломтем черного хлеба и стаканом парного, пахучего молока. Пища очень здоровая и способствует укреплению духа и тела, особенно если их недостает. Страх, который иногда приходилось испытывать, придавал окружающему остроту. Подумаешь, страшно! Кому на войне не бывает страшно? Вcем одинаково! В этом случае, конечно, следует сделать оговорку. Такая острота ощущений была привлекательна в основном для молодых юношей. И то через много времени после происходивших событий. О том же, как иногда замирало сердце и выбивали дробь зубы от страха, обычно умалчивают. Стоит ли говорить о мелочах, когда есть вещи более важные, чем человеческий страх. Я так и делал. Старался ничего не бояться, хотя дело от этого не менялось. А сам я оставался человеком, каким природа создала. И так шел я смело, конечно, в поле, где некого было бояться. Насвистывая веселые мелодии, я продвигался вперед к заветной цели. Уже много полей, сёл и дорог оказалось позади. Одни из них были гостеприимные и приветливые, другие враждебные и чужие. А сколько еще придется встретить разных селений и какой они окажут прием.
Вот сейчас вхожу в одно из них. Чистенькое украинское село на Полтавщине. Настроение хорошее. Светит солнце. Где-то в соседнем лесу кукует кукушка. С детства осталась привычка считать кукование кукушки. Сколько раз прокукует, столько лет и проживешь. Машинально начинаю считать. Иногда из леса доносятся выстрелы. Наверное охотники, подумал я. Кто может быть в такой глухомани в лесу кроме них? Вокруг темнели леса, местами шел дым. Наверное, лесной пожар. А может быть партизаны? Где их искать, как не здесь? Поищу, попробую. Авось удача. Мои размышления прервал велосипедист, медленно ехавший мне навстречу. Когда мы почти поравнялись, со страхом замечаю, что на рукаве велосипедиста белеет повязка полицая. Первая реакция - это бежать или спрятаться. Однако всему уже было поздно. Полицай был рядом и не спеша слезал с велосипеда. Я хотел было пройти мимо, но тот загородил дорогу.
