Ольга Елисеева - Хозяин Проливов
Лицо кастрата стало еще бледнее.
— Бреселида! — зычно крикнул он.
Всадница вынырнула буквально из-под руки. Она обладала умением оказываться в нужном месте в нужное время и при этом не бросаться в глаза. Редкое качество. Царь его ценил.
— Что скажешь?
— Будет дождь. — Женщина с недовольством смотрела на небо. И без того серое, оно затягивалось лиловыми грозовыми облаками. — Ветер низовой. Тучи не раздует.
— Начинать дорогу в дождь — доброе предзнаменование, — пожал плечами Делайс. — Мы не размокнем.
— У Кепы болотистые берега, — угрюмо возразила сотница. — Хорошо бы миновать реку до того, как их размоет.
Гроза грянула не сразу, как это бывает в степи. Сначала громыхало то справа, то слева, а потом кто-то ударил бронзовыми тарелками прямо над головой. Водные смерчи закружились в канавах по обеим сторонами дороги. Небольшое заиленное озерко в воронке между холмами мигом наполнилось бурлящей грязью и вышло из берегов.
На открытом пространстве негде было переждать ненастье. Грязь впереди, сзади и под ногами. Кепа разлилась и превратилась в сплошное болото, только ее правый, дальний берег выглядел относительно твердым и сулил спасение.
— Кажется, оракулы назвали сегодняшний день удачным для путешествия? — насмешливо крикнул царь, поравнявшись с Агенором.
— Что же нам делать?! — в ужасе вопил жрец, чей мул уже по колено увяз в грязи.
— Двигаться! — «Живой бог» махнул рукой в сторону реки.
Он уже едва справлялся с лошадью, тонкие ноги которой разъезжались в илистой жиже. Вокруг царя теснились его телохранительницы, похожие сейчас на овец, жмущихся к пастуху. Привыкшие исполнять службу во дворце и храме, они совершенно растерялись среди бушевавшего ненастья. У телег творилось что-то невообразимое. Десятницы носились среди сбившихся кучами людей, раздавая направо и налево удары хлыста.
— Сучьи дочери! Мало хлеба ели? — слышались разъяренные голоса командиров. — Толкайте! Ну! Толкайте же!!!
Мокрые лучницы, спрыгнув с коней прямо в грязь, изо всех сил налегали на непроворачивавшиеся колеса. Царь подумал, что они слабоваты для такой работы. Те из кузнецов, кому хромота позволяла проворно двигаться, давно слезли с телег и тоже налегли, стараясь вытянуть лошадей и подводы. Но при всей своей силе они были совершенно беззащитны перед стремительными потоками воды, бьющими их по ногам. Многие падали и не могли вновь подняться без посторонней помощи.
— Ваше величество! — услышал царь, охрипший от крика голос Бреселиды. — Прикажите жрецам помочь нам, а кузнецов поднять на телеги. Они все погибнут!
«Живой бог» кивнул и, не обращая внимания на протесты Агенора, стал хлыстом сгонять ленивых кастратов на землю.
Миновать топкий берег было нелегко. Но река превзошла все самые худшие ожидания. Она бурлила, как вода в котелке, неся вместе с илом траву, палки, кусты и даже мелкие камни. Две телеги утонули сразу, попав в глубокую воронку. Быки с трудом переставляли ноги. Все, кто сидел на подводах, попрыгали в реку, стараясь столкнуть колеса с места.
Делайс едва держался в седле. Мокрая атласная повязка облепила лицо, не давая дышать. Лошадь выбилась из сил и не соображала, куда шагает. Дождь хлестал по глазам, и, щурясь, «живой бог» не видел перед собой ничего, кроме плотной пелены брызг. Поэтому, когда двигавшаяся в потоке вместе с травой и грязью коряга со всего размаха въехала кобыле в бок, царь поздно дернул за узду, и несчастное животное шарахнулось назад, подвернув копыто.
«Живой бог» не часто прозревал будущее, но в этот миг он совершенно ясно увидел, как с высоты седла падает в бурлящую грязь. Делайс оглянулся, ища спасения, но его телохранительниц разметало в разные стороны. За сплошной пленой дождя маячил бок чьей-то лошади, но только когда надсаженный до хрипа голос крикнул ему: «Прыгай!!!» — он понял, что Бреселида не отставала от него ни на шаг.
Царь совершил самый большой в своей жизни прыжок и приземлился как раз поперек лошадиного хребта, больно ударившись животом. Одной рукой Бреселида вцепилась в уздечку, а другой вовремя подхватила ноги «живого бога».
— Белерофонт! Пошел! — рявкнула она.
Конь рванулся вперед, словно у него выросли крылья. Но царь не мог выдохнуть, даже когда внизу замелькала твердая земля. Сотница направила жеребца к большому каменному валуну, серевшему сквозь потоки воды, и, спешившись, помогла Делайсу сползти на него.
— Отвернись! Отвернись!!! — закричал он вместо благодарности, и только когда «амазонка» исполнила приказ, судорожно сорвал с лица мокрый шелк и продышался. — Все, можешь открыть глаза. — Царь отжал повязку.
— Ваше величество потеряло лошадь, — сказала сотница. — Кажется, теперь ничто не помешает вам взять эту. А я поеду на Пандоре. — Она перебросила Делайсу повод Белерофонта и, отсалютовав мокрым хлыстом, отправилась на поиски своей кобылы.
Многие всадницы уже выбрались на берег и помогали остальным вытаскивать поклажу. Две телеги погибли. Река унесла пару жертвенных быков, пострадали и лошади.
— Кто тебя просил спасать царя? — Ветер донес до Делайса голос Агенора. Жрец, склонив голову, подпрыгивал на одной ноге. Ему залилась в уши вода, и, вероятно, из-за этого он говорил громче, чем следовало. — Если б не твоя глупая выходка, «живой бог» уже лежал бы на дне реки, а мы спокойно возвращались домой!
— Заткнись, огрызок. — Сотница пожевала и сплюнула травинку, показывая полное презрение к Агенору. — Мое дело — охрана. — Она отвязала Пандору от телеги и тронулась вдоль берега собирать свой потрепанный отряд.
Хромой парень бежал между кустов, приволакивая ногу и прижимая к груди какой-то сверток. Царский караван уже давно въехал на гору и теперь приближался к святилищу Апатуры. То, что беглец покинул пределы Майского холма, не говорило в его пользу: на земле Афродиты Пещерной все счастливы. И рабы, и жрецы, и жертвы, и жертвователи. Змееногая умеет одним взглядом утолять печаль.
Делайс прищурил глаза. В последнее время его мало что интересовало, Царь ушел в себя и полностью сосредоточился на странных картинах, которые открывались его больной душе. В них не было ничего интересного: горы, козы, змеи и навоз. Однако внутри себя «живой бог» видел совсем не то, что снаружи. А это завораживало. К тому же «вторая» жизнь стала оказывать влияние на «первую». Иногда, проехав весь день верхом, Делайс обнаруживал, что ноги сбиты в кровь, точно он босиком таскался по камням. На теле могли сами собой проступить ссадины и синяки. А однажды, когда царь пил вечером у костра горячий чай с чабрецом, его неожиданно что-то ударило под нос. Он шатнулся назад, уронил чашку, а когда пришел в себя, из рассеченной губы шла кровь.
