Елена Белова - Сердце феникса. Все исправить
И он снова виноват, потому что отдалился, потому что ему тяжело на нее смотреть, тяжело сознавать, какой она стала.
Свет, как мне это исправить? Как?
А она становилась проблемой. Только вчера ему доложили, что вокруг Зойки сбиваются в стаю недовольные антигомы — так называли демонов, выступающих против равноправия с людьми и ратующих за возвращение прежних порядков. И Дензил, глава Службы безопасности, как бы невзначай оставил на столе запись слухов о грядущем восшествии над миром некой Черной Королевы...
Неужели Зоя?..
Ее ведь и раньше сдерживал только страх. Она не умеет думать, легко покупается на показное почтение и совершенно не контролирует ни себя, ни свое окружение. И теперь абсолютно не желает слушать старших. Ни советов, ни просьб, ни требований. Чертов подростковый возраст!
Снова в крысу превратить, что ли? Тьфу, что за мысли в голову лезут.
Это, по крайней мере, сделает ее безопасной. А то тревожно что-то. И за Лёшку, и за нее. Особенно за Лёшку. Он на Зойку руку не поднимет, а вот она начала новую встречу с того, что попыталась его ударить. А может, и не только ударить.
Нет, про крыс забудь. Не на Уровнях общаешься... Повелитель.
— Зоя, все кончилось. — Он постарался говорить как можно мягче. — Пора забыть о старых привычках. Тебе учиться надо.
— Учиться?! — прошипела Зойка. Казалось, она не верила своим ушам. — Учиться? Мне? Может, еще в монастырь устроиться? Да ты...
— Зоя!
— Да пошел ты! — Девушку уже колотило. — Пошел к***, понял? Повелитель! И ты, ангелочек! Ненавижу вас, будьте вы прокляты с вашим светом и вашей жалостью! Не лезьте больше в мою жизнь, ясно?! Сама проживу! А ну отпустите меня, шавки!
— Милорд? — «Шавки»-охранники не спешили откликаться на приказы ее вчерашнего высочества. Было им здорово не по себе от такой разборки, но выпускать очумевшую от злости девчонку они не собирались.
— Подождите...
Может, он бы обрадовался, если бы Зоя взбрыкнула так раньше. Ну хотя бы когда он вернул ей человеческий облик. Или когда рассказал, что случилось. Или... но все сложилось как сложилось. И ему очень не нравилось, что Зойка сначала строила из себя лапочку, а теперь озверела. Поняла, что Вадим больше не превратит ее в крысу и об стенку не швырнет?
А значит, можно опять творить что в голову взбредет?
Какая же она все-таки... стерва.
— Подождите. — Вадим глянул на Алекса, но тот молчал. Только смотрел на Зойку так, словно она была безнадежно больным или раненым хищником. — Дензил, Зоя все-таки наша сестра. И очень много пережила в последнее время. Она явно нуждается в заботе и уходе... Короче, выдели ее высочеству свиту. Такую, знаешь... посильнее.
— Да, милорд. Кандидатуры. — Демон бесстрастно коснулся зависшего у его руки шара, и по воздуху сразу поплыли изображения «кандидатур». Девять. В три смены. Ай да Дензил. Заранее заготовил?
— Хорошо. Препроводите высочество в ее комнаты.
— Ты об этом пожалеешь! — вопит Зойка, когда ее довольно бережно выпроваживают из зала. — Ты пожалеешь, слышишь? Вы оба!
Когда вопли стихают, Вадим снова бросает взгляд на Алекса. Тот прислонился к стене и молча смотрит вслед сестре. Алекс первый засек, что в пустом зале кто-то есть. Кто-то, прикрытый невидимостью. Злой. И он заставил Зойку проявиться. А она попыталась напасть...
Сейчас он машинально разминал руку и молчал. Он вообще ни слова ей не сказал. Ни одного. Не попытался уговорить. Ни о чем не спросил.
— Алекс...
— Мы пожалеем.
— Что?
— В ней ничего не осталось, кроме злости. — Голос Алекса был ровным-ровным, как нитка натянутая. — Она нас ненавидит. Завидует, презирает... и ненавидит. Страшно. Что с ней стало, Дим?
И в этом ты тоже виноват.
— Можешь как-то скорректировать? Эмпатически?
— Нет. Не уверен... нет. Можно забрать эмоции, если есть чем заменить. А у нее ничего не осталось, кроме ненависти. Это словно съело ее изнутри. Подари ей сейчас дом — спалит. Дай щенка — свернет шею.
Он проводит рукой по лицу.
— Я не знаю. Это Зойка, настоящая. Но если бы я не читал ауры, решил бы, что это демон, которого никогда не любили.
— Что же теперь... — Дим не закончил.
— Я не знаю.
Мы пожалеем...
Он пожалел скоро. Слишком скоро. Когда на полу в своей спальне нашел два тела.
Усталость пропитывает каждую клетку, и Дим даже не сразу понимает, что в комнате почти темно. Почему-то не отзывается на присутствие хозяина свет. Рука замирает над застежкой у горла. Он даже вдох не закончил — воздух застывает в груди, и мгновенно активируется защита. Потому что он узнает этот запах, от которого начинают шевелиться полосы.
Остро пахнет паленой шерстью. И кровью...
Что ж ты так, Тигр?..
Тигр еще успевает поднять голову и тихонько рыкнуть, хотя он давно должен был умереть — весь правый бок опален, до корки.
А Зоя лежит на полу, у постели, невидящие глаза не отрываются от залитых кровью подушек. Дим не эмпат, но отличить мертвое от живого может с одного взгляда. Мертва, и давно. Не воскресить... Зайка, Заюшка...
Потом в подушках найдут мощнейший «прах», заряд смертельной магии, достаточный для того, чтобы убить всю бывшую Ложу Уровней. Безопасники будут измерять уровень поражающей силы и гадать, хватило бы этого заряда на убийство Повелителя или его б только оглушило и лишило сил? Гадать, как удалось Зое умертвить охрану и выбраться из покоев, как и с чьей помощью она раздобыла «прах»... Будут просить прощения, почтительно осведомляться, как быть с похоронами...
Но все это будет потом, а сейчас он стоит на коленях перед своим умирающим зверем и гладит упругую мягкую шерсть, глядя в гаснущие желтые глаза.
Тигр, Тигр...
— Эй, ты спишь?
Он вздрогнул. Тигра не было, пальцы лежали на мягком подлокотнике дивана. Опять накрыло...
— Что?
— Я говорю: ты спишь? — повторила не-Зойка, по-птичьи склонив голову. — А я уже твою любимую заправку сделала. Ты не голодный, что ли?
Сырная заправка для макарон, которую в семье любят только он и отец. Заправка, которую сама Маринка называла «мышиной приманкой» и забавно воротила от нее носик.
А вот приготовила. Постаралась.
На душе потеплело. И отодвинулось, на прощанье обдав болью потери, чужое воспоминание о девчонке, именовавшей себя демоном. Нет, Вадим, у нас с тобой все-таки очень разная память...
И я добьюсь, чтобы твои воспоминания не стали явью. Даже если жизнь положить придется.
— Я очень голодный. Очень-очень... И съем первого, кто попадет под руку! — грозно надвинулся он. И, ухватив сестрицу телекинезом, от души подкинул к потолку.
